Игорь сделал полшага в сторону плиты.
Белобрысый резко обернулся, ткнул в Морозова стволом и плотоядно оскалился. Сердце пропустило удар. Игорь приготовился к вспышке и боли…
Но тут случилось то, чего Игорь никак не ожидал.
Из-за спины вынырнула маленькая светловолосая фурия. Яростная и неукротимая. Аня с разбегу ударила молодого кайтселийтчика в живот головой и завопила.
По-эстонски!
— Аня, стой! — заорал Игорь.
Но было поздно…
Подвыпивший юнец, хлебнувший вместе со спиртным и власти, махнул левой рукой, продолжая в правой держать автомат. Удар пришелся девочке по скуле. Аня вскрикнула и отшатнулась.
Белобрысый схватил ее за горло.
На миг возникла страшная пауза.
Мальчишки замерли у двери кладовой. Старик исподлобья уставился на внука.
А Морозов неожиданно понял: сейчас он может… всё.
Ярость ослепительным потоком ударила в голову.
Игорь одним прыжком очутился у плиты, схватил тяжелую чугунную сковороду, которая оказалось горячей, толкнул белобрысого под руку, уводя автомат вверх, и врезая ему по башке. Гулко бамкнуло.
Морозов выпустил сковороду и метнулся к двери.
— Бегом! — просипел он, выдергивая из ослабевшей руки эстонца придушенную девочку и вскидывая ее себе на плечо. — Все бегом!
Дети высыпали на улицу.
— Живо за мной!
Игорь понесся, как обезумевший лось, проламываясь через кусты.
Кашель рвал легкие изнутри. Дышать было нечем. В груди пылал огонь.
Но останавливаться было нельзя! Ни в коем случае нельзя!
На бегу он успел пересчитать детей… Пока все на месте, это главное…
За спиной громыхнула очередь.
Что-то сильно толкнуло в спину, но боли не было.
Игорь перекинул Аню на другое плечо и нырнул в овраг, примеченный еще днем. Пробежал по его дну до конца, притормозил, оглянулся.
— Все тут? Андрей! Коля, Олег, Максим…
Мальчишки были в сборе — запыхавшиеся, перепуганные, окрысившиеся, словно маленькие хищники.
Аня не шевелилась.
«Неужто придушил, сволота белобрысая…» — мелькнуло в голове.
За спиной раздался треск. Морозов сорвался с места, и побежал, подгоняя пацанов, в обход чертова поселка.
Бежал и бежал, чувствуя, как груз на плече становится все тяжелее. Потом шел. Шел, не слыша просьб остановится и передохнуть, шел, не решаясь остановиться, шел, не смея даже взглянуть на бледное лицо девочки…
Аня умерла сразу. Пуля попала ей под лопатку.
Игорю хотелось выть, кататься по земле, жрать ее… Но он не мог, нельзя было пугать детей. И без того им досталось слишком много.
Утром он, надрываясь кашлем, вырыл палкой могилу. Долго копать не пришлось: девочка была совсем маленькой.
Примолкшие мальчишки собрали голубых васильков. Укрыли Аню одеялом из цветов в последний раз.
Синие цветы, черная земля и светлые волосы.
Как зарыл могилу, Игорь помнил плохо. На сознание наполз странный искристый туман, мешавший сосредоточиться. Мальчишки вроде бы, как могли, помогали ему. Максим плакал. Коля утешал его, гладил по голове. Олег молча стоял в стороне.
Потом Игорь еще долго сидел у свежего холмика, прижав одной рукой к себе Сипсика. Замызганная матерчатая кукла глупо улыбалась, глядя на мир глазками-пуговками.
Игорь очень боялся погони, старался делать длинные переходы. Детям было тяжело. Максима временами приходилось нести на плечах. Остальные пацаны терпели, но было видно, что сил у них почти не осталось. Развести огонь толком не получалось, небо постоянно было затянуто облаками, моросил дождь. Ночью грелись, сбившись в кучу. Ели что под руку попадется, сырое и несоленое.
В груди теперь болело постоянно. Сильно. Игорь то и дело сплевывал рыжеватую мокроту, его бил озноб. А после того как они попали под ливень, он целый день провалялся под разлапистой елью, стараясь прийти в себя. Проваливался в забытье, снова возвращался в реальность. И опять терял сознание… Как маятник — туда-сюда.
Андрюшка поил его водой.
Лучше Игорю не стало. Но все же он нашел в себе силы, чтобы подняться и снова идти. Идти туда же, куда и раньше.
На восток.
Несколько дней подряд параллельным курсом с ними трусила небольшая собачья стая.
Псы приглядывались к выдыхающимся людям, прикидывая шансы на успех. Игорь хрипло кричал, когда они подбирались слишком близко. Кидал в них камни и палки. Собаки, рыча и огрызаясь, отходили. Пока еще они были сыты. Просто думали о будущем, потому и не отставали.
На пути попадались выжженные деревни. Кое-где на деревьях болтались висельники с выцветшими табличками на груди…
Зачищенная территория.
Игорь смутно вспоминал виденную в юности немецкую книгу периода Третьего рейха, в которой на территории балтийских государств были напечатаны проценты неполноценных в расовом плане народов. На Эстонии стояла крупная надпись: JUDENFREI.
Сейчас, как и тогда, «всяких прочих русскоязычных» к полно ценным никто не причислил. И старательные ребята, которые один только сатана знает, каким образом сохранились с тех давних пор, когда герр Гейдрих составлял свой печально знаменитый отчет, снова принялись за работу…
— Пап, что это? — спросил как-то раз Андрюшка, указывая на дымящиеся развалины очередной деревни.
Игорь долго молчал, а потом тихо ответил:
— Обыкновенный фашизм.
— Что такое… фашизм? — ребенок будто попробовал незнакомое слово на вкус. И, судя по кислой мине, оно ему не понравилось.
— Это когда всё совсем плохо, — сказал Морозов. — Когда хуже некуда.
Морозов спустился вниз, дети пошли следом.
Около одной из сохранившихся стен лежали обугленные тела. Стоял мерзкий, густой запах. Вдоль улицы бежала рыжая с подпалинами собака с костью в зубах.
Дети с немым ужасом взирали на смерть и опустошение.
— Тут больше нечего делать, — совсем тихо произнес Игорь.
И они пошли дальше.
На восток.
Нет, конечно, он помнил и тех хуторян, что приютили их, когда была гроза. И того доктора, который был убит за то, что пытался остановить ад. Конечно, помнил. И наверняка было еще немало других прекрасных людей, которые не слишком морочились на предмет расовой чистоты одного мужика и пятерых… четверых… бездомных детишек…
Но сила, видимо, была не на стороне этих людей.
Морозов не верил в то, что Россия устояла, что где-то под Кингисеппом строится завод, где нужны рабочие руки, не верил, что сохранилась какая-то мифическая «инфраструктура». Он не верил и в то, что их там кто-то ждет. Кому нужны лишние рты? Игорь понимал: благополучная Россия — просто сказка для тех несчастных, что остались за его спиной. Светлая сказка, где все хорошо.
