– Вот как я ее убила.
Я наблюдал все с начала до конца. Моя мать стонала и корчилась от боли, а я смотрел…
– Разве ты сам не мечтал всегда это сделать? Но был так напуган своей яростью, что подавил ее, вытеснив гипертрофированным пацифизмом и грандиозными планами спасения мира путем помощи несчастным. – Лора презрительно усмехнулась. – Ты и в самом деле думаешь, что сможешь меня убить? Да у тебя никогда в жизни не хватило бы на это духу!
Она издала легкий свист, и экран наполнился кадрами человеческих жестокостей. Лагеря смерти, чудовищные пытки, казни, напалм, Хиросима. Обугленные кости, сожженные лица, разорванные в клочья тела. Я смотрел глазами сотен жертв в последние мгновения их жизни. Никакие слова не могут передать ужас, наполнивший мою душу. Я бы закрыл глаза, но закрывать было нечего.
– «Жизнь священна»? «Не убий»? – Она показала на экран. – Тридцать семь тысяч человек умирают у вас от голода каждый день, и это лишь приблизительная цифра! Тринадцать миллионов в год! В основном – женщины и дети. Вы продолжаете эксплуатировать низшие слои общества, держа их в постоянной бедности. Подвергаете людей дискриминации по признаку пола и цвета кожи. Тратите больше трети ресурсов на вооружение. Ради «сохранения мира» совершенствуете технологию геноцида и клянетесь, что никогда не примените ее. А между тем уже применяли! Дважды! Вы никогда не упускаете случая пнуть слабого или глупого. Ваша история создана маньяками, насильниками, убийцами. Цивилизация преступников, убежденных в своей невинности и проповедующих Любовь!
Экран стал черно-белым, на нем стали появляться изображения храмов и священных мест, принадлежащих всевозможным религиозным культам. Мне бросилось в глаза, что все они нечеткие, размытые, любительского качества. Сооружения из камня: развалины храмов, пустые мечети и синагоги, обломки кельтских крестов, подгнившие деревянные идолы. Интерьеров я не увидел ни разу, как будто религия была лишь археологическим фактом, остатками древней культуры, ритуалы которой темны и непонятны. Религия была для холоков белым пятном, так же как музыка – белым шумом.
Лора насмешливо продолжала:
– Все ваши культы говорят одно и тоже: возлюби ближнего своего. Любовный мотив присутствует во всех формах вашей культуры. Любовные песни, любовные романы, любовные пьесы. Вы все как один верите в то, что любовь существует. Вы думаете, что если долю повторять одно и то же, то нереальное воплотится и жизнь…
Мне пришли на ум слова Сола. В свое время он говорил примерно то же самое, но на другую тему. Как странно: людям столь же трудно представить мир без врагов, как ходокам – мир, в котором есть любовь. По-видимому, эта часть Лориной лекции была призвана окончательно заклеймить человечество, но на меня она произвела прямо противоположный эффект. Я почувствовал, как тупы и ущербны холоки – и как одиноки… Молитва для них как удар током, она разрывает связь – так говорил Сол. Возможно, любое упоминание о божественном и духовном заставляет холоков особенно сильно переживать свою изоляцию, невозможность дотронуться, ощутить близость.
Внезапно на экране появилась молодая женщина. Она держала за ногу голого маленького ребенка над открытым колодцем. Детское тело раскачивалось взад-вперед над темным провалом, где единственный свет исходил от круглого зеркала воды глубоко внизу. Женщина говорила спокойно, повторяя одну простую фразу: «Ты будешь хорошим мальчиком? Ты будешь хорошим мальчиком?» Наблюдая эту сцену, я почувствовал, что из моей груди рвется крик. Дыхание перехватило. Тот самый сюжет, что уже был, – ребенок, висящий вниз головой. Только теперь все стало понятно.
Это были моя мать и я.
– Знаешь ли ты, сколько ваших детей каждую ночь мучаются кошмарами? Мы знаем. А знаешь почему? Потому что любящие родители ежедневно мучают их «для их же собственного блага»! Ремнями и палками, кулаками и ногами, словами, наконец! Вы делаете все возможное дли собственного вымирания и зовете это любовью!
Вот ваше наследие! Вот откуда взялись холоки! Вы монстры, вы кошмар, вы не мой народ! Это мы ваши дети. Вот правда, которую ты хотел!
Экран погас. Лора села на пол и устало привалилась к стене, скрестив ноги.
– Моему папочке следовало предупредить тебя, что со мной шутить опасно.
– Сьюки? – усмехнулся я. Интересно, что она скажет, когда узнает…
– Нет, земному папочке.
– Ты имеешь в виду того, которого ваша просвещенная раса украла, чтобы взять образцы? – удивился я.
– Не только образцы, док, – криво улыбнулась она. – Они с ним трахались. Интересно было бы посмотреть, как этот коротышка пыхтел у них между ног. Сьюки говорит, ему понравилось.
Я похолодел.
– Судороги! – голос Ванды. Лора продолжала:
– Теперь, думаю, папочка не слишком любит вспоминать о младенце, которого оставил у холоков… Или он забыл рассказать тебе о своей самой большой сделке? – Она задумчиво рисовала пальцем круги на стене. – Помнишь, мы говорили о его машине? Холодная война, коммунистическая угроза и все прочее… Он отправился сюда и предложил соглашение. Оружие в обмен на заложников. Дал холокам свое семя, а они стали вашим самым совершенным оружием. Он заплатил за него мной! Вскоре русские ученые один за другим стати впадать в депрессию, терять память, сходить с ума. Мы съели все их сны, все до одного! Их наука и техника сдали позиции, а американская, наоборот, сделала рывок вперед. Гонку вооружений за вас выиграли мы… Лишь много позже папочка осознал, как недооценивал своих соплеменников. Вам мало уничтожить противника десять, пятьдесят, сто раз – вы непременно хотите всеобщего уничтожения!
Когда ему стало ясно, что мы согласились на обмен, потому что наше существование зависит от вашей гибели, было уже слишком поздно. Он кинулся сюда, решив убить всех холоков одного за другим, но так и не смог! Отец абсолютного оружия просто-напросто нас пожалел. Особенно меня. И ему пришел в голову новый план: воздействовать на будущее, изменив прошлое. Заманить меня к вам, сделать так, чтобы я забеременела, и не отпускать назад. Можно подумать, что хоть один холок, будучи в здравом уме, согласится жить в вашем времени!
Лора расхохоталась.
– Ах, бедный папочка! Наивный мечтатель, добрый философ, просто святой! Человек, продавший родную дочь, чтобы спасти свою страну! Что он тебе наговорил? Небось сказал, что это был заговор холоков? – Она снова захихикала. – Весь план придумал он с начала до конца!
Я чувствовал, что схожу с ума. Внутри все сжалось, мысли путались, руки дрожали. Перед глазами мелькали жуткие образы, которых я не пожелал бы и врагу. Однако какой-то крошечный пятачок сознания еще держался и был способен соображать. И в этом уголке, словно заезженная пластинка, упорно вертелась одна и та же мысль: чей был тот сон, где у них стояла камера? В комнате не было никого, только мы двое!
