Но Тео сообщил, что арестован за убийство. И шокированная Лилия не сразу собралась с мыслями настолько, чтобы сразу позвонить Бруно…
Тео вышел из жандармского управления, когда уже совсем стемнело.
Для того, чтобы он вообще смог выйти оттуда, его друзья и коллеги весь день писали, звонили и доказывали; в прокуратуру приезжал полковник Огюстер, Хольвин позвонил, как только вернулся из леса, бригада ликвидаторов написала километр объяснительных… В конце концов эти усилия дали плоды, вовсе не сладкие, но все-таки более или менее съедобные: Тео был признан достаточно безопасным для общества, чтобы в прокуратуре решились освободить его на поруки до суда. Не тюрьма, всего-навсего отстранен от дел.
Всего-навсего…
Рамон весело выскочил за дверь, вилял хвостом, путался под ногами — радовался, что можно, наконец, уйти из кабинета, пропитанного запахами страха, злобы и начинающегося распада души. Радовался, покидая управление, где его привечали, как могли. Жандармы с псом кокетничали, предлагали ему колбасу и печенье, звали погулять, пока Тео пишет — но Рамон даже Ипостась не менял, сидел у ноги своего проводника сурово и хмуро, отказывался от угощения и прогулок. Когда отчаянно понадобилось выйти во двор, пес сходил в человеческий туалет, чего двоесущные терпеть не могут, это им и физически, и морально неудобно. Несмотря на все здешнее дружелюбие, Рамон не доверял жандармам, которые имели власть запереть его друга в отвратительном месте, как в клетке. Каждую минуту Тео чувствовал его отчаянное желание защитить и помочь, и сам впадал в отчаяние, понимая, что ни преданность пса, ни любовь товарищей в этой ситуации его не защитят… Напряжение не спало и за дверьми управления.
Вечер теплого дня оказался неожиданно ветреным и холодным. Тео начало слегка знобить; он застегнул ворот форменной куртки до самого горла. Рамон вдруг гавкнул высоким, щенячьим каким-то голосом, как обычно лаял при виде очень славных и хорошо знакомых людей. Тео оглянулся и увидел девушку-кинолога, ту самую, которая сообщила об отвратительной выставке и собачьих муках.
Жасмин.
Она стояла под фонарем, ссутулившись и спрятав руки в карманы, ее волосы трепал ветер. Рамон подбежал и перекинулся, чтобы понюхать ее лицо и виски. Жасмин улыбнулась, щелкнула его по носу — пес нимало не обиделся, уставно отстранился, оглянулся на Тео, ухмыляясь во все клыки:
— Смотри, она здесь!
Тео подошел. Жасмин, осветившись лицом, протянула руку:
— Поздравляю, капитан. Счастлива, что у кого-то в нашей системе есть совесть, и что человека, исполнившего свой профессиональный долг, не швыряют в тюрьму.
Тео пожал холодные пальцы. Грустно улыбнулся в ответ.
— Тюрьма еще впереди, Жасмин, хотя вы ее и отодвинули. Мне сказали, что вы написали письмо в прокуратуру, как представитель Лиги — спасибо. И вы мерзнете тут из-за меня все это время? Я вам страшно благодарен, дружище…
Она смутилась, дернула плечами, принялась трепать Рамона за ухом.
— Ты играешь с палкой, отважный воин? Ну, принеси мне палку. Хочешь побегать?… Тео… я просто навещала щенят у одной своей ученицы, мне позвонили, тут рядом… О, отличная палка. Ты хорошо ищешь? Ищи!
Зашвырнула палку далеко вперед, в кусты, с удовольствием пронаблюдала, как Рамон в Младшем Облике помчался ее разыскивать.
— Отличный пес. Повезло вам.
— Не знаю, что сегодня делал бы без него… Вы сейчас домой? Вас проводить?
— Я тут рядом… давайте погуляем с ним, а? Он весь день с вами без движения сидел? Милая самоотверженная зверюга… Молодец, дорогой. Отлично. Ищи еще!.. Знаете, капитан Тео… я надеюсь, тюрьмы не будет. Это было бы бесовски несправедливо. Я больше не была там сегодня… но я знаю… им ввели морфий… Тео, простите, знаете, как я вам признательна?! Десять жизней — и один тухлый мерзавец, такой же мертвяк, как все мертвяки, только опаснее, потому что имел видимость живого…
Рамон подал палку Жасмин в руку, и она присела погладить пса. Тео показалось, что ледяной тон в голосе девушки скрывает обычный для Хозяина в подобной ситуации горячий комок слез, но Жасмин обернулась, взглянула сухими глазами.
— Я иногда ненавижу людей, капитан Тео.
И Тео вспомнил: «Прости, но я этот твой город ненавижу».
— Вы знакомы с Хольвином? — спросил он. — С посредником северо-западной области?
— Как-то встречалась на семинаре. Знаю, что он тоже много работает с собаками. Ваш консультант? — тон Жасмин стал спокойнее, она отвлеклась.
— Мой, можно сказать, учитель. И Рамона он воспитывал. У него отличные ищейки, лучшие ищейки, бриллиантовые носы СБ, — улыбнулся Тео. — А вы наш кинолог?
Жасмин и Тео вышли на людную улицу. Рамон перекинулся и пошел рядом в человеческом виде, слушая разговор. Проклепанный ошейник, блестящий никелерованными ромбиками и Путеводной Звездой, в полной гармонии с черной глянцевой трансформированной шкурой и короткими блестящими волосами делал его похожим на технопанка. Тео хлопнул его по спине; Рамон ухмыльнулся, клыки только дополнили картину.
— Нет, я работаю в приюте Лиги, — сказала Жасмин. — И с беспризорными псами.
— Та еще работа.
— Работа как работа. Встречаются непростые характеры — из-за сложной судьбы, из-за жестокости наших милых сородичей, но такой мрази, как среди людей, в собачьей Стае не встретишь… Да вы же знаете.
— Бездомных часто убивают? — спросил Рамон. — Те, в галерее, тоже были бездомные, да?
Жасмин погладила его по щеке.
— Люди вас боятся. Боятся, боятся, даже домашних. Я подрабатываю консультантом, навидалась, как обычные, добрые, как говорится, люди берут в дом щенка, потому что маленький щенок им инстинктивно мил, а потом издеваются над псом, калечат его душу, в твердой уверенности, что иначе и быть не может. Крупный зверь у них инстинктивной приязни не вызывает, он уже не мил, а опасен… Твари. Человеческая история пришла к повороту — и люди уже не знают, куда бы деть избыток агрессии.
— Вы, посредники, судите крутовато, — сказал Тео не очень, впрочем, уверенно.
— И это вы говорите после того, что сегодня видели?
У Тео дернулась скула.
— Это, слава небесам, все-таки единичный случай.
— Это вам, капитан, слава небесам, везло до сих пор. Вы не соприкасаетесь с той мразью, которую мы, посредники, вынуждены постоянно наблюдать. Но вы же видали другую погань…
Подвернулся освещенный ларек с книгами и газетами.
— Притормозите, ребята, — сказал Тео чуть виновато. — Хочу присмотреть чтиво какое-нибудь… поглупее. Вместо выпивки. А то не нарушить бы устав сегодня…
