Руки молитвенно сложены, голова опущена долу. В наступившей тишине гулко шумел прибой, накатывавший на утес, где стоял Долф. Колокольный звон утих. Николас, не сбавляя шага, приближался к морю, еще секунда — и вода накрыла его босые ноги, вот он уже по колено в пенящихся волнах, которые омывают край его одеяния. Остановился.
«О чем он думает сейчас?» — спрашивал себя Долф.
Воображение мальчика работало с удивительной яркостью, он невольно представил себя на месте бедолаги-подпаска.
А что, если бы сейчас он стоял там внизу, один на один с сияющей морской далью. Начинается…
Николас воздел руки:
— О великое море! Повелеваю тебе отступить перед детьми, посланными Богом.
Тишина. Семь тысяч зрителей замерли, боясь вздохнуть. В простых, бесхитростных словах Николаса звучит неподдельная вера, которой проникнут весь облик предводителя крестоносцев, и эта вера завораживала ребят. Картина и впрямь необыкновенная — одинокая фигурка затерялась на фоне безбрежного моря, голос разносится над волнами.
Между тем на море ничего не происходило, все та же даль, без конца и начала, рыбацкие шхуны так же покачиваются на синей, до боли в глазах искрящейся поверхности, которая скрывает в своей глубине косяки рыбы, морских чудовищ и, конечно же, неразгаданные тайны.
— Молю тебя, Господи, сделай так, чтобы море отступило перед святым воинством, призванным освободить Иерусалим!
Снова мертвая тишина. Мерный рокот прибоя, набегающего на камни, с тихим плеском омывающим водоросли и прибрежную гальку. Едва слышное дыхание притихших ребят.
Опять ничего. Море, величественное и недвижное, нежится в солнечных лучах.
«Вот так и я ждал чуда, стоя на камне близ Спирса, так же мучительно долго тянулись минуты, — вдруг вспомнил Долф. — И чуда не произошло. У меня душа ушла в пятки, когда прямо на глазах машина времени унесла того мальчишку, а я остался здесь! Я смотрел и понимал, что все пропало. Николас переживает сейчас то же самое: леденящий страх и осознание: чуда не будет».
Николас вытянулся стрункой, будто вознамерился копчиками пальцев дотянуться до небосклона.
— Расступись, непокорная стихия, расступись перед Божьим воинством и дай нам пройти. Господь желает этого!
Лазурная ширь, безбрежная, почти неподвижная, простиралась до самого горизонта, солнечные блики все так же скользили по волнам. Большой корабль вышел из гавани. Чайки вились над водой, то ныряя вглубь, чтобы выхватить рыбешку, то взлетая к небу…
Николас рывком обернулся и воскликнул:
— Молитесь! Молитесь же!
Некоторые ребята попытались было опуститься на колени, но их со всех сторон зажимала толпа, остальные продолжали стоять неподвижно, даже не подумав молитвенно сложить руки и возвести глаза к небесам. В суровом молчании взирали они на своего предводителя.
— Молитесь! — звенел его отчаянный крик.
«До него доходит, что все без толку», — сочувственно подумал Долф.
Николас еще раз обратился к морю, заклиная воды отхлынуть от берегов и пропустить крестоносцев. Голос его срывался; приподняв край одежды, он сделал несколько шагов вперед, высоко поднимая ноги, словно и впрямь собрался пройти по воде, еще немного — и он был уже по пояс в воде и в эту секунду наступил босой ногой на морского ежа…
Эти отвратительные существа прятались в прибрежных камнях. Если кому-то из ребят случалось натыкаться на них, острые колючки обламывались и застревали в голой ступне. Накануне вечером Фриде хватило забот с колючками, которые она при помощи твердой рыбьей кости десятками вытаскивала у немилосердно покалеченных рыбаков. Ребята стали заходить в воду, не снимая обуви, надежно защищавшей ноги от мощных клешней и острых шипов.
Но Николас стоял босиком, и море, которое он надеялся подчинить своей воле, ответило ему безжалостным «нет!». Он пошатнулся и, едва держась на ногах, заковылял назад. Зрители встретили его мрачным, угрожающим молчанием, злобное выражение их лиц не на шутку перепугало Николаса, и он снова рванулся к воде.
Отчаяние охватило его, раненая нога нестерпимо болела, море не слушалось его. Теперь уже всем было понятно, что представляет собой тот, кто вначале напоминал им архангела Гавриила: разряженный пастух, жалкая марионетка.
И все-таки он еще раз протянул руки к морю и возвысил голос. Полководец, выступающий на врага; целитель, заклинающий злых духов покинуть тело больного и вернуться в царство тьмы; несчастный, обманутый мальчишка, вообразивший себя святым и посягнувший на законы природы…
Море не послушалось его, не снизошло к его мольбам и по-прежнему тихо плескалось у его ног. Море смеялось над ним.
Вспышка негодования и ярости охватила многотысячную толпу. Рудолф-то, оказывается, прав, чуда не будет!
Их жестоко обманули, заставили пешком прошагать тысячи миль пути, они готовы были сносить голод, холод, жару — и ради чего все это? В пылу гнева никто не подумал, что Николас сам стал жертвой обмана. Волна возмущения, прокатившаяся среди зрителей, должна была найти выход.
С истошными воплями ребята бросились к бедолаге Николасу, готовые растерзать его.
Охрана попыталась пробиться к Николасу, расталкивая драчунов.
— Они убьют его! — взвизгнула Марике. Но Долф уже вскочил, кубарем слетел вниз и бросился в гущу свалки. Он изо всех сил работал локтями, прокладывая себе путь, раздавая тумаки направо и налево. Охранники тоже старались помочь Николасу: размахивая дубинками, они оттесняли толпу, чтобы очистить проход к середине.
Кольчуга, добытая у графских наемников, спасла Николасу жизнь.
Его отбросили на камни, и он упал на спину. Нарядное одеяние изорвано — лицо в ссадинах, в крови. Нападавшие сами испугались захлестнувшей их ненависти и теперь нерешительно отступали. Охрана подобралась к Николасу и окружила его. Долф опустился на камни рядом с мальчишкой и тут же заметил Марике, которая все это время держалась поблизости. Она приподняла голову Николаса, положила к себе на колени, из глаз девочки полились слезы.
— Как вам не стыдно! — крикнула она, глядя на ребят.
Потом набрала пригоршню морской воды и обмыла исцарапанное лицо. Соль, просочившись в ссадины, причиняла Николасу жестокую боль. Он открыл глаза.
— Господь покинул меня… — произнес он шепотом, полным безысходного отчаяния.
— Господь не покинул нас! — громом среди ясного неба прозвучал голос Ансельма.
А вот и он сам, сопровождаемый компанией бородачей.
Все замерли.
— Господь не осушил море, милые дети, — сладко приговаривал Ансельм, стараясь, чтобы его услышали далеко. — Но он не оставил нас своими милостями. Он послал корабли, чтобы перевезти вас через море прямо в Святую землю…
