Я остался с Риксом. Он плакал, плечи его сотрясали тяжелые рыдания, рыдания сильного мужчины, чей внутренний мир рухнул. Я приблизился к нему, и он поднял голову.
— Я не себя оплакиваю… Я освободился, за сотни лет я первый свободный человек из всего моего народа! Но что будет с другими? Они все погибнут, все пойдут на смерть, лишь бы защитить этих проклятых р’хнехров!
— Боюсь, что в этом сражении действительно погибнет немало людей и с вашей и с нашей стороны. Но на будущее мы попытаемся что-нибудь придумать.
Я нажал кнопку связи с моей лабораторией, которая фактически давно уже перешла в руки Кельбика.
— Кельбик!
— Что еще? А, это ты, Орк. Тебе что-нибудь нужно?
— Чем ты сейчас занимаешься?
— А чем еще я могу заниматься? Гиперпространственным звездолетом, разумеется! У нас есть кое-какие успехи…
— Оставь свой звездолет, есть дело более срочное. Ты мне нужен, ты и весь твой питомник юных гениев!
За спиной Кельбика я заметил молодого Хокту, который наградил меня разъяренным взглядом.
— Немедленно свяжись с Телилем и Рообом и займись психотехническим оружием. Не смотри на меня так! Я сейчас пришлю тебе запись разговора с одним пленным, и ты все поймешь. Это срочно! Это вопрос жизни или смерти для восьмисот миллионов людей с Тельбира, не считая бесчисленных жертв, которые нам самим придется принести, если ты потерпишь неудачу…
— Черт побери!
— Я говорю серьезно, Кельбик. Брось все силы на разработку проекта… как же его назвать?… проекта “Дезинфекция”. Речь идет о том, чтобы избавить Тельбир от паразитов. Я рассчитываю на тебя.
Красная лампочка срочного вызова зажглась на моем пульте. Я прервал разговор с Кельбиком, и сразу же включился Кириос:
— Орк! Сражение началось! Землю атакует тысяча двести аппаратов, Венеру — шестьсот. Мы можем выставить две тысячи четыреста кораблей, кроме того, у нас есть телеуправляемые торпеды. Я опасался худшего.
— Захватите как можно больше пленных!
— Пленных? В космическом сражении? Ладно, попытаемся.
Ожесточенная битва продолжалась семнадцать дней. Кириос старался беречь людей. Мы были еще далеко от солнца, и все наши подземные города прикрывал толстый слой замерзшего воздуха и льда. Поэтому Кириос, пренебрегая опасностью бомбардировок, которые не могли причинить особого ущерба, держал основные свои силы в плотном строю вблизи наших планет, чтобы воспрепятствовать высадке десанта. Одна водородная бомба, отклоненная мощными антигравитационными полями, взорвалась в ста километрах от Хури-Хольдэ и на несколько минут возродила в этом районе атмосферу, отравленную радиацией. Далеко в черном небе то и дело вспыхивали сверкающие эфемерные звездочки, отмечая гибель очередного корабля, чаще вражеского, чем нашего. Со всех боевых эстакад, установленных Кириосом, телеуправляемые снаряды устремлялись ввысь почти беспрерывным потоком. На семнадцатый день, потеряв четыре пятых своих кораблей, враг отступил. Наши потери не превышали одной десятой от первоначального числа космолетов. Нам удалось захватить всего двадцать пленников, но среди них — одного р’хнехра.
В эти дни я тоже не терял времени даром.
Продолжая координировать военные действия, я по нескольку часов ежедневно проводил в лаборатории, где работал со своей группой Кельбик. Он собрал вокруг себя цвет научной мысли Земли — лучших математиков, физиков, биологов и психологов. Они штурмовали проблему со всех сторон, упорно и ожесточенно. Рикс был включен в группу как единственный первоисточник сведений о враге. Вскоре он начал оказывать и практическую помощь, потому что оказался талантливым инженером. Никто не мог быстрее него собрать любой экспериментальный прибор. Он работал исступленно, напрягая все силы и волю, чтобы отомстить за вековое рабство и страдания своего народа.
Но я не мог постоянно следить за ходом работ из-за недостатка времени. К тому же с тех пор, как я взял и свои руки судьбы Солодина и обеих планет, у меня не было возможности заниматься серьезными исследованиями, и я чувствовал, что отстал не только от Кельбика или Хокту, но даже от некоторых других юных физиков. Поэтому я был поражен, когда на двадцать пятый день Кельбик спокойно объявил мне по видеофону:
— Дело сделано, Орк. Проблема решена, во всяком случае в лабораторном масштабе. К тому же она была проста, нужно было только подумать. Разобщенность наук — это какой-то идиотизм! У Телиля давно уже были все данные, а у нас — математический аппарат, правда, созданный совсем для других целей. Достаточно было подобрать к психическим волнам орковское уравнение — да, да, твое собственное! — разумеется, соответственно перестроив его, а затем применить к результатам мой анализ, и мы получили новое уравнение, которое допускает два решения, позитивное и негативное. Негативное решение дало нам ключ. Я тебе все объясню потом…
Аппарат, установленный на большом столе в центре лаборатории, представлял собой невообразимое переплетение проводов с гроздьями ламп и блоков, над которым возвышалось нечто вроде прожектора. Вокруг гомонила целая толпа до крайности возбужденных молодых текнов.
— Ты особенно не присматривайся к этому чудищу, — предупредил Кельбик. — Все это состряпано на скорую руку, половина деталей здесь вообще ни к чему, но он работает.
— И каковы результаты?
— Мгновенное пробуждение памяти, как под психоскопом, но без каски, на расстоянии. Хочешь попробовать? Помнишь, какими словами ты меня встретил в первый раз? Ты можешь вспомнить?
— Конечно, нет. Я даже не помню точно, когда мы встретились!
— Встань вон там. Сейчас я включу прожектор. Ну вот… А, черт побери!
С сухим треском вылетел один из прерывателей.
— И так всегда! Все работает превосходно, а едва захочешь продемонстрировать… Но что с тобой?
В одно мгновение передо мной пронеслась вся моя жизнь, и в том числе эпизоды, о которых я предпочел бы не вспоминать. Я сказал об этом Кельбику. Он замер от изумления, а потом пустился в пляс.
— Прекрасно! Превосходно! В жизни я бы не догадался! Это устраняет последние трудности. Я думал, нам придется длительное время подвергать Тельбир мнемоническому излучению и потом сбрасывать на парашютах подготовленных нами пленных, чтобы они уговаривали остальных напрячь память и вспомнить… Теперь в этом нет нужды! Ты воспринял короткий импульс большой мощности в момент разрыва цепи. Это можно усовершенствовать, сделать излучение прерывистым, импульсным. И тогда, я думаю, р’хнехрам придется перед смертью провести веселенькие четверть часа, если только это вообще продлится четверть часа! Разумеется, такое озарение памяти не может длиться долго, но если многие воспоминания и сотрутся, самые важные останутся.
