Англичане, ссылаясь на свои традиции, объявили генералу Шкуро и находившемуся с ним атаману Краснову, что их корпус не может войти в состав британской армии в военном обмундировании и с оружием врага. Предстояло всем конникам сдать немецкое оружие и получить новое обмундирование на складах по ту сторону реки, разделявшей на две части город Юденбург.
На самом деле по другую сторону реки стояла уже Красная Армия, и там же находится подопечный уполномоченному ГКО Званцеву завод.
Полковник Званцев и офицер штаба фронта стояли на пригорке над мостом, по которому должна была проследовать автоколонна с личным составом конного корпуса генерала Шкуро.
Первой на видимый с пригорка мост въехала легковая машина.
К ней, остановившейся сразу после моста, подошел советский офицер и открыл дверцу, предложив выйти невысокому человеку в форме немецкого генерала.
Оглядевшись и увидев вокруг себя советских пограничников в зеленых фуражках, тот смачно и непристойно выругался на чистом русском языке и бросил генеральскую фуражку с высокой тульей оземь.
— Опять эта сволочь англичанка обманула! С заднего сиденья выбрался атаман Краснов в царской казачьей форме, бурке и фуражке с красным околышем. Он молчал, зло оглядываясь вокруг.
Следом за легковушкой командующего один за другим через мост переехали обезоруженные конники корпуса Шкуро.
Их направляли в опустевшие заботой Званцева цеха завода, превращенного временно в лагерь военнопленных.
Полковник Званцев вместе с офицером штаба фронта и командованием, принявшим пленных, обходили цеха.
Званцев прислушивался к знакомой ему по лагерю блатной речи заядлых уголовников, пересыпаемой матерной бранью. Пленные кляли все на свете: и англичан, и русских, и Гитлера, и Сталина, попав в ловушку англичан, в свое время сумевших взять в плен самого Наполеона Бонапарта.
Миссия уполномоченного ГКО была завершена, и он, в сопровождении того же офицера штаба фронта, возвращался обратно в Брук-на-Майне. Впереди, не давая себя обогнать, двигалась груженная чем-то автомашина.
Званцев, сидя за рулем и пытаясь обойти впереди идущую машину, удивил офицера штаба репликой:
Как хотите, но эта «победа» добыта не в честном бою.
Как вас понять, полковник?
— Это не по законам воинской чести! Ложь и обман не могут быть оправданы даже на войне.
— Но война — это «узаконенное беззаконие», по чьим-то словам.
— Неправда! Даже война имеет свои законы: уважение красного креста и белого флага, неприкосновенность парламентариев, гуманное обращение с военнопленными, неприменение, скажем, отравляющих газов. Еще князь Святослав объявлял половцам: «Иду на «вы»!»
— То-то Гитлер, напав на нас ночью в сорок первом, направил предупредительное послание Сталину.
— Гитлер — негодяй и преступник и не может служить нам примером. Нe должны мы таких копировать, не должны! Не должны!..
И Званцев раздраженно, словно подтверждая свои слова, стал сигналить впереди идущему грузовику, чтобы тот дал дорогу, поскольку встречная полоса была занята машинами с красными крестами.
Шофер грузовика услышал требовательные сигналы сзади и стал съезжать на обочину.
В этот миг глаза Званцева ослепила яркая вспышка.
Грузовик перед ним подскочил в воздух и рухнул на шоссе. Званцев нажал на тормоза, но было слишком поздно, и «виллис» на всем ходу врезался в останки подорвавшейся на мине машины. Званцев ударился грудыо о рулевое колесо, а головой в лобовое стекло, треснувшее от удара, колено уперлось в твердый металл над педалями. Тело пронзила острая боль. Глаза залило кровью. Он не помнил, как выбрался наружу, сел на обочине над пропастью, потеряв представление о времени.
Как через ватную стену слышались Званцеву девичьи голоса, и в его сознании один за другим вставали образы девушек: то тех, что вели за канаты аэростат воздушного заграждения, то молоденькой санинструкторши, застрелянной на переправе через Керченский пролив, то прелестное лицо принятой им на pa6оту в институт девушки, вдруг теперь вспомнилось, что имя дано ей отцом в честь своей первой любви к великой княжне Татьяне.
Словно откуда-то издалека донесся разговор:
— Полковничек-то, бедненький. Не жилец, видать…
— Пассажир-то уцелел. Вон он стоит над разбитой машиной. Как их угораздило? Сотни машин по дороге прошли…
— Так впереди них грузовик на мине подорвался, когда на обочину съезжал, пропустить их, видно, хотел, — объяснял мужской голос.
— Носилки, носилки сюда, — тоненьким голоском звала девушка.
Голоса смешались, Званцев потерял сознание. Пришел в себя он на операционном столе.
— Очнулся? — спросил хирург, склонившись над ним, — Ты хоть стони, полковник, чтобы я знал, что ты живой. Дай-ка, сестра, ему спирта, наркоза-то у нас нет.
— Восемнадцать ран, товарищ полковник, — докладывала сестра. — Все сразу обрабатывать будем?
— А как вы думаете? — ворчливо отозвался хирург.
Потом шли медленные дни выздоровления.
Штаб 26-й армии полковник Званцев нагнал уже в Румынии в начале августа 1945 года.
Опираясь на палку, он явился к генерал-лейтенанту Гагину.
— А борода где? — встретил его тот. — Без бороды тебя не так бояться будут. Здоровье как? Под счастливом звездой родился! Мне тогда докладывали, что не жилец ты на белом свете. Хирург рассказывал: ты даже уже и не стонал, когда он тебе голову склеивал.
— Да нет, товарищ генерал, выбрался, а стонать стыдно было… полковник все-таки.
— Всем бы так мыслить. Теперь как? В Москву поедешь — опять за руль сядешь?
— Так точно, товарищ генерал.
— Ну, молодец! Получил благодарность за раскулачивание Германа Геринга? Он-то, наверное, тебя заочно к расстрелу приговорил.
— Да ему самому от пули не уйти. Я слышал — судить их будут международным трибуналом.
— Будут, на открытом заседании, чтобы весь мир знал.
— Разрешите идти, товарищ генерал?
— Книжку свою пришли непременно, обещал!
— Я выполню. Адрес ваш сохранил.
— Значит, «Палящий остров»? Посмотрим, чего ты там накрутил! Ну, счастливого пути, и смотри, без аварий.
— До свидания, товарищ генерал.
Генерал Гагин обнял Званцева и потрепал по плечу:
— Генерал-полковнику Хренову, если увидишь, от меня привет передай. Умнейший человек. И мягкий и жесткий одновременно.
— Это так, — согласился Званцев.
В Москву Званцев прибыл во главе колонны автомашин, которые передал институту Иосифьяна вместе со всем тем, что сумел подобрать для его лабораторий.
— Наконец-то вернулся! — радостно встретил его Иосифьян. — Столько времени я без главного инженера как без рук. Зa трофейное оборудование спасибо. Не забыл нас «вице-король Штирии».
