как остальные, – он казался легче и как будто был изготовлен с большим количеством конструкционных решений.
Джей неожиданно отреагировала и удивленно отвернулась от меня. В то же мгновение один из сотрудников береговой охраны, бесшумно подойдя к нам сзади, схватил меня сзади за локоть. Хватка была болезненной, железной. Я отпрянул от Джей, пытаясь защитить себя, и поднял руку.
– Мы требуем, чтобы вы продолжали двигаться дальше, сэр.
Он неким образом давил на нерв или активировал его. Боль была мучительной. Мне кое-как удалось вывернуться, и он отпустил мой локоть. Бумаги, которые я сжимал, полетели на пол, одна из них за барьер, за который мне было приказано не заходить. Прижимая пострадавшую руку к животу, я наклонился, защищая ее, и попятился от охранника. Я задыхался от боли.
– Похоже, вы уронили свои бумаги, сэр. Позвольте помочь вам.
Он наклонился, чтобы подобрать то, что я уронил.
– Мы имеем право изучить эти свидетельства, – сказала Джей.
– Это право не оспаривается. Вы должны продолжать движение в обычном темпе. Вы не должны трогать обломки.
– Мы просто смотрели.
– Двигайтесь дальше.
Боль начала утихать, и внимание вернулось ко мне. Я вздохнул и смог выдавить из себя:
– Там есть обломок, который, похоже, не из судовой стали.
– Все свидетельства таковы, какими вы их видите. Продолжайте двигаться дальше.
Мы отошли от него. Я был в ярости из-за того, что произошло, и был готов с пеной у рта отстаивать то, что считал нашими с ней правами, но Джей ненадолго овладела моей здоровой рукой, и мы пошли дальше. Охранник остался стоять у невысокого барьера в том месте, где мы были ближе всего к металлическому листу. Джей внезапно вновь повернулась к нему.
– Здесь выставлены личные вещи, найденные вместе с обломками корабля. Нам также разрешили изучить и их.
– Верно, – сказал он.
– Где они? Все еще в этом офисе?
– У вас есть разрешительный документ. В нем сказано, что свидетельства выставлены отдельно.
Он неопределенно махнул рукой, указывая в ту часть офиса, где все еще находились двое его коллег. Мы покинули его и продолжили странную, неспешную прогулку мимо обломков многих человеческих жизней. Моя рука пульсировала – боль волнами распространялась от того места, где это тип защемил мне нерв, и я все еще кипел от негодования.
Я сердито указал на ржавый металл, брошенный за барьером.
– Если этот металлический лист является частью самолета, то что это за груда обломков судна? Лежал ли затонувший корабль в той же части моря? Они действительно нашли его там, рядом с останками самолета? Что это за совпадение? Или у них уже имелись обломки корабля, готовые к использованию в качестве отвлекающей приманки?
– Бен, не имеет значения, откуда взялись эти обломки. Во время войны на этом побережье затонуло немало судов. Это ложные свидетельства. Ключевая информация состоит в том, что наличие здесь этого куска доказывает: в этом месте в море упал самолет. Руфус сказал, что он уверен, что этот лист был частью крыла борта АА 77.
– Но если этот сплав использовался повсеместно, то этот обломок может быть от любого другого самолета, а не только от…
– Ни один другой самолет не пропадал. Борт АА 77 – единственный разбившийся коммерческий самолет США, который так и не был обнаружен.
– То есть это он или его часть? Того самого самолета, который, как утверждали власти, врезался в Пентагон, хотя никак не мог этого сделать?
– Похоже на то.
Мы продолжили нашу робкую прогулку вдоль барьера, а затем повернули назад, чтобы вновь пройти мимо обломка серебристого сплава. Тип из береговой охраны ушел.
Я вновь взглянул на фрагмент крыла. Я был им заворожен, потрясен его огромным значением как реликвии: это был единственный уцелевший фрагмент того самого борта, выполнявшего рейс АА 77, символ современной истории, окончательное доказательство того, что все, что нам говорили об атаке на Пентагон, было ложью.
Во время этого второго прохода разница между ним и остальными обломками стала очевидной. Он буквально излучал свою уникальность, единственный фрагмент реальности в этой выставке лжи и обмана.
– Но почему он все еще здесь, Джей? Эти парни из береговой охраны, они явно что-то об этом знают. В отчете доктора Шлабена все выводы изложены ясно и четко. Кто-то же его наверняка прочел и даже смог понять? Если бы они жульничали с этой выставкой, не проще ли было выбросить все, что могло быть частью самолета?
– Возможно, они намеревались так поступить. Но парни, которые стоят здесь сегодня… они слишком молоды, чтобы быть причастными к любой фальсификации улик. Не они подняли обломки из моря… и даже не они принесли их сюда на хранение. Официально они здесь, чтобы присматривать за нами. Для них 11 сентября – это что-то из детства, посмотрите, как они молоды.
К нам быстро шла одна из женщин из съемочной группы.
– Джей, у нас небольшая проблема, – сказала она. – Ты нам нужна.
Оглянувшись назад, я увидел, что трое качков из береговой охраны переключили внимание на съемочную группу.
Женщине-оператору камеры не давали подойти к подставке, на которой она ее устанавливала, и она изо всех сил пыталась не дать ей упасть. Другой мужчина стоял перед ней, раскинув руки. Один из мужчин попытался передвинуть осветительный прибор, и тот упал.
Зная, что Джей справится с этим бардаком, я остался на месте. Я согнул пострадавший локоть, и его тотчас пронзила молния острой боли. Мой гнев по этому поводу утих, но рука все еще болела.
Я улучил момент, чтобы еще раз взглянуть на лист легкого сплава. Теперь, когда я был уверен, что это такое, его отличие от остальных обломков казалось несомненным. Под коррозией и коркой наростов стальные пластины корпуса старого судна потемнели, выглядели грубо и тяжеловесно. Сила в массе. Лист сплава был задуман и изготовлен в соответствии с точными спецификациями, для определенной цели.
Под слоями морских отложений я разглядел гладкую легкость, серебристую поверхность. Возможно, я это себе вообразил, желая, чтобы это было так, но ясность приходит с пониманием.
Еще одна нить в пряже старой лжи, длинной и знакомой истории.
Я вернулся туда, где стояла Джей со съемочной группой. Бойцы береговой охраны вновь отошли назад. Две женщины собирали оборудование – скручивали провода, отключали осветительные приборы, убирали камеру.
Джей подошла ко мне навстречу.
– Мы закругляемся. Здесь нет ничего такого, что можно добавить к тому, что мы уже видели. Вероятно, мы зря сюда приехали, но откуда нам было знать, что
