Больше похожим на Кая.
Теперь я понимала, что он имеет в виду, говоря «покинула». Для Ксандера я была потеряна, когда выбрала Кая.
Ксандер смотрит на наши руки, все еще сцепленные вместе.
Я прослеживаю глазами направление его взгляда. Его рука сильная, с грубыми суставами на пальцах. Он не умеет писать этими руками, но они проворны и точны в обращении с карточками и в играх. Физический контакт, пусть и не с Каем, но все же с тем, кого я люблю. Я держусь за него так, будто не отпущу никогда, и какая-то частичка меня вовсе не желает отпускать.
Воздух в главном зале кажется прохладным, и я поеживаюсь. Как назвать это время года: поздней осенью? Ранней зимой? Не могу сказать точно. Общество, с его дополнительными урожаями, размыло грань между сезонами, когда нужно сеять и собирать урожай, а когда дать земле отдохнуть. Ксандер освобождает руки и отстраняется, серьезно рассматривая меня. Я ловлю себя на мысли, что пялюсь на его губы, вспоминаю наш поцелуй в Городке, тот сладкий невинный поцелуй перед тем, как все изменилось. Думаю, что сейчас мы целовались бы совсем иначе.
Шепотом, который щекочет мою ключицу, Ксандер задает вопрос: - Ты все еще собираешься в Отдаленные провинции, чтобы найти его?
- Да, - шепчу я в ответ.
Чиновник объявляет, что наше время на исходе. Осталось всего несколько минут. Ксандер неестественно улыбается, стараясь говорить непринужденно.
- Ты действительно хочешь этого? Хочешь получить Кая, чего бы это ни стоило?
Я почти вижу слова, которые чиновник забивает в датапод, наблюдая за нами: «Обрученная женщина заволновалась после того, как Обрученный мужчина сообщил ей о том, что едет в Камас. Мужчина стал утешать ее».
- Нет, - отвечаю я. - Не любой ценой.
Ксандер делает резкий вдох. - И какая же та черта, которую ты не сможешь переступить?
Я глотаю. - Моя семья.
- Но не я, да, - говорит он. Стискивает челюсть и отводит взгляд. Повернись ко мне, думаю я. Разве ты не видишь, что тебя я тоже люблю? Что ты был моим другом долгие годы? Что, в какой-то степени, я, по-прежнему, чувствую себя Обрученной с тобой?
- Я этого не говорила, - тихо отвечаю ему. - Я не предаю тебя. Смотри. Сейчас я рискую. Открываю сумку и показываю ему то, что, по-прежнему, лежит там, что я сохранила. Синие таблетки. Они все еще являются подарком Ксандера, хоть он и дал их для того, чтобы найти Кая.
Глаза Ксандера широко распахиваются. - Ты обменяла компас Кая?
- Да, - отвечаю я.
Ксандер улыбается, и я вижу, как удивление, лукавство и счастье смешались на его лице. Я удивлена Ксандером и - собой. Мою любовь к нему оказалось сложно понять, сложнее, чем я ожидала.
Но найти я должна именно Кая.
- Время вышло, - подает голос чиновник. Офицер смотрит прямо на меня.
- Прощай, - говорю я Ксандеру, и мой голос прерывается.
- Я так не думаю, - отвечает он, и тянется, чтобы поцеловать меня так же, как я целовала до этого – практически рядом с губами. Если бы один из нас сейчас дрогнул, все могло бы измениться.
Мы с Виком поднимаем одно из тел и тащим его к могиле. Я декламирую те слова, которые посвящаю всем умершим:
- Время, Место — остались здесь.
А меня понесло — туда.
Я надеюсь столкнуться лицом к лицу
С Лоцманом у руля.
Не знаю даже, может ли быть что-то страшнее этой ситуации. Как может от этих тел что-то сохраниться, если они умирают так легко и разлагаются так быстро. Одна часть меня верит, что волна смерти, после всего, уносит нас в какое-нибудь место. Что есть кто-то, кого мы увидим в конце. А другая часть меня произносит эти слова над мертвыми, хотя я знаю, что они ничего из этого не слышат.
- Почему ты повторяешь их каждый раз? - спрашивает меня Вик.
- Мне нравится, как они звучат.
Вик ждет. Он хочет, чтобы я рассказал еще, но мне не хочется. - Ты знаешь, о чем эти стихи? - спрашивает он, наконец.
- Они о том человеке, чья надежда никогда не умирает, – отвечаю уклончиво. - Это строфа из стихотворения, которое существовало до эпохи Общества.
Но не из того стиха, который принадлежит мне и Кассии. Я не хотел бы говорить кому-либо те слова, пока их не услышит от меня сама Кассия. А сейчас я цитирую один из тех стихов, которые она обнаружила в своем Артефакте, когда открыла его в тот день в лесу.
Она не знала, что я был там. Я стоял, наблюдая за тем, как она читает строчки, написанные на бумаге. Смотрел, как ее губы придают форму словам стихотворения, которого я не знал, но которое услышал вскоре. Когда я осознал, что Кассия говорит о Лоцмане, я сделал шаг вперед, и под ногой хрустнула ветка.
- Это же не приносит им никакой пользы, - отвечает мне Вик, показывая на одно из тел, и раздраженно откидывает назад запыленные волосы, открывая лицо. Они не давали нам ножницы или бритву, чтобы подстричься и побриться - инструменты легко можно было использовать в качестве оружия, убивая друг друга или самих себя. Обычно это ни для кого не имеет особого значения. Только Вик и я находимся здесь достаточно долгое время, так что волосы уже спадают на глаза.
- Так это все? Какое-то древнее стихотворение?
Я пожимаю плечами.
Это ошибка.
Обычно Вика не волнует, когда я не отвечаю ему, но в этот раз я вижу в его глазах упрямство, вызов. Я начинаю обдумывать, как лучше его побороть. Усиливающийся обстрел еще больше будоражит Вика. Незаметно подталкиваю его к краю. Он крупнее меня, но не на много, и я учился сражаться здесь в течение нескольких лет. Теперь, когда я снова вернулся сюда, то вспомнил об этом, так же, как и о снеге на вершине горы. Мои мышцы напряжены.
Но Вик останавливается. - Ты никогда не делаешь зарубки на своей обуви, - говорит он, и его голос снова обычный, а глаза спокойны.
- Ага, - соглашаюсь я.
- Почему?
- Об этом никому не стоит знать, - отвечаю.
- Знать о чем? О том, сколько это уже длится для тебя?
- Знать что-либо обо мне, - поправляю его.
Мы отходим подальше от могил и присаживаемся на песчаные валуны на краю деревни, чтобы отдохнуть и перекусить. Цвета вокруг похожи на те, что были в моем детстве - красно-оранжево-коричневые, и даже выглядят так же: увядшие и жесткие, и, по-ноябрьски, холодные.
Я использую более тонкий конец ружья, чтобы порисовать на песчанике. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я умею писать, поэтому я не пишу ее имя.
Вместо этого рисую кривые линии. Волну. Как океан или как кусочек зеленого шелка, развевающегося на ветру.
Чирк-чирк. Песчаник, приобретший свою форму под воздействием воды и ветра, теперь поддается другой силе - мне. Я всегда изменял себя в соответствии с тем, чего ожидали от меня другие. Только тогда я был собой, настоящим, когда стоял на холме вместе с Кассией.
