Поставили ещё две вехи: там, где закончился подъём, и где дорога пересекала глубокую оплывшую канаву.
— Здесь часто бывают туманы, — объяснил тренер. — Стелются над землёй, дороги не видно…
Лимон кивнул.
Первую ферму увидели через четверть часа, обогнув лесистый холм. Сначала появился забор из жердей, и пришлось выходить, открывать скрипучие ворота, потом закрывать их… Почти сразу по обеим сторонам дороги потянулись поля, засеянные плотной светло-зелёной щетиной, потом — поля с какими-то красноватыми широколистыми кустами, растущими ровными шеренгами, потом — длинные гряды с множеством вьющихся стеблей. Наконец появились постройки: высокие сараи, два скрипучих ветряка, жилой дом — одноэтажный, с остроконечной чёрной крышей (Лимон откуда-то знал, что печная труба в таких вот крестьянских домах выходит внутрь чердака, где вывешивают колбасы и мясо, чтобы прокоптились; заодно и доски крыши делаются водонепроницаемыми, долго не гниют, и на них не растёт мох). Дом сначала казался небольшим, но всё рос и рос, рос и рос, и когда машина остановилась, стал уже громадным, обнаружился ещё один этаж, только почти без окон, а на крышу было даже страшновато смотреть — откуда взялись такие доски? И как их затаскивали и ставили?
Тренер потрубил клаксоном, и через минуту на втором этаже открылась дверь, к которой вела довольно крутая лестница; Лимон насчитал восемнадцать ступенек. В дверях возник мужичок в меховой безрукавке, коротких штанах и древней кубической фуражке с заломленным козырьком; на месте кокарды виднелось тёмное пятно. Мужичок что-то дожёвывал.
— О, Руф! — воскликнул он. — Какими судьбами, друг?
— А что, зелёный телеграф ещё не разнёс радостную весть? Теперь мы будем часто встречаться, Валбон. Открываем детский лагерь под крепостью.
— Понятно, понятно… — Валбон стал спускаться вниз — быстро, но как-то очень неловко, и только когда он оказался на ровной земле и стремительно заковылял к машине, Лимон понял, что левая нога у него короче правой — и при этом совершенно не гнётся.
— Отдыхаем, ребята, — сказал тренер и выбрался из машины. Они обнялись с Валбоном и какое-то время так и стояли.
Лимон тоже решил потоптаться снаружи, но не потому, что устал сидеть — просто хотелось послушать, о чём будут говорить тренер и хозяин фермы. И тут же со своего сиденья вылезла Илли.
Мифологические герои-близнецы остались в машине.
— Ну, и как тебе пейзанство? — спросил тренер. — Процветаем?
— Держимся на плаву, и то довольно, — сказал Валбон. — Хозяйство велико, народу мало… Ну да ладно, чего я тебе плачусь… выкладывай.
— Сразу всё не выложишь, рассказывать долго буду — и не сейчас. Как-нибудь специально заеду на денёк-другой. Кваску попьём… Нет, с теми делами всё нормально пока — но интересно закручивается и ещё интереснее может закрутиться потом. И твоя голова будет не лишней, да. А пока два слова про насущное: нам нужны будут мясо и мука, овощи, молоко, масло… да, в общем, всё, что можно сожрать без фабричной обработки. Оплата деньгами, но можно придумать и кой-каким имуществом. Хорошая тентовая ткань, например, сапоги, ботинки…
— То, что я продам — пойдёт в счёт обязательных поставок — или сверх лимита?
— По идее в счёт, но ты же знаешь, как это муторно оформляют.
— Знаю, до будущего года провозятся… А ребятишек на покос и на прополку дашь?
— Это не я решаю — но спрошу обязательно.
— Кормлю от пуза.
— Не сомневаюсь.
— А то они у тебя какие-то совсем заморыши.
— Не скажи. Вон, Джедо сегодня кубов десять грунта поднял. Они только на вид мелкие…
— Ладно, теперь смотри: мне лимит в город так и так надо гнать, и я почти без свободного товара остаюсь. Вам продавать — хорошую цену не возьмёшь. Так?
— Ну… так. Да.
— Вот и остаётся, что попытаться производство нарастить, а для этого мне рабочие руки нужны. Ты видишь, я ведь не то чтобы торговался, я тебе говорю, как оно есть…
— А что ты имеешь в виду под хорошей ценой?
— Ну, ту, что я возьму на рынке в городе.
— Мы меньше заплатим, зато сами приедем и заберём. У тебя лишние руки освободятся.
— Ну, этот момент посчитаем, подумаем. Ладно, к собакам разговоры, давайте-ка я вас сейчас чем-нибудь покормлю-попою…
— Нет-нет-нет, никакого этого вашего фермерского гостеприимства! Знаю я тебя, до ночи не отпустишь. А мы, во-первых, пообедали, а во-вторых — хотим ещё несколько мест посетить. Кстати, может, подскажешь кого?
— На предмет продовольственных поставок?
— Ну конечно.
— Дай подумать…
Лимон сбоку рассматривал Илли. Та или не та? Как спросить? И надо ли спрашивать? И вообще…
— А обещал, что пялиться не будешь, — сказала Илли, не поворачиваясь.
— Что? — не понял Лимон. — Ах, это… Я не пялюсь, я задумался. Я, когда сильно думаю, ни на что не смотрю, а людям кажется…
— Ну, извини. Не думала, что могу быть ничем.
— Я не это имел в виду… — Лимон вдруг почувствовал, что краснеет. — Но тебя не поймёшь: то не смотри, то почему не смотришь… как-то так.
— Смотреть можно, но искоса.
— Хорошо, буду искоса. Вот так?
— Примерно. А это твоя мама в магазине Тай-Берчи торгует?
— Да. То есть раньше торговала.
— А теперь?
— Только в школьном буфете.
— Хорошая тётенька, она мне нравилась. Добрая.
— Да. Добрая…
Добрая она стала после того, как попыталась зарезать отца разбитой бутылкой, и её положили в госпиталь Горной стражи, и там доктор Барта сделал ей какой-то укол прямо в голову. После этого мать перестала пить, буянить, драться… но только это была уже не совсем она. Чужая тётка. И Лимон слышал, как отец судорожно плакал ночами.
— А вы с отцом вдвоём живёте?
— Вдвоём. Заметно?
— Не то чтобы сильно…
— Мама жива, и они не в разводе. Просто мама в Гиллемтаге осталась, чтобы место на работе не потерять, а папу сюда… перевели. И я с ним поехала, потому что ему одному было бы трудно.
— И давно?..
— Уже четыре года. Ещё год остался, даже чуть меньше.
— А где это — Гиллет… Гиллег…
— Гиллемтаг. На западе, на Каскадных озёрах. Большой город, большой порт. Там до сих пор корабли плавают, потому что вода чистая.
— Красиво, наверное.
— Очень. Город весь белый, а крыши синие. А песок на пляже чёрный. И много деревьев. И вообще…
— А я нигде ещё не был, — сказал Лимон. — Правда, здесь всё облазил…
— По машинам! — скомандовал тренер.
— Подожди, — сказал ему Валбон и заковылял к дому. Открыл маленькую дверцу под лестницей, просунулся туда, вернулся. В руках его была оплетенная травой бутыль.
