– Пош-шёл ты. Крышу пускай Верка подолом своим перекрывает. Я мотор для лодки куплю, до Нижнего за два часа долетать буду. Шлюх сниму. Верка с Лизкой надоели, нихера не умеют давать.
– Я хазу хорошую там знаю. Купишь адресок?
– Да пош-шёл ты. У меня там кореша со взвода.
Автобус катился по извилистой и узкой дороге меж кустов. В тумане она просматривалась метров на пятьдесят вперёд, не больше. Но Лёха рулил уверенно, рисково кидал автобус в повороты.
– Сколько за тачилу в Нижнем отлупить можно? – спросил Лёха словно сам у себя.
– Барыги полцены срежут, точняк. Мишка мурыгинский, сука, тоже своё возьмёт, он же на чёрных выходить будет. Что останется – на троих поделим. Тебе для шлюх только на пару палок хватит, баклан.
– А ты чо такой довольный? – разозлился Лёха.
– Смешно, как ты дёргаешься.
Лёха закурил.
– Эх, Саня, – с чувством сказал он. – Нахера нам Мурыгин, Мишка евонный? Хера ли у тебя подвязок в Нижнем нет? На двоих навар делить не жалко, а на четверых – вилы… Ты ж говорил, что ты вор крутой, всех знаешь…
– Да щас шушеры всякой вроде тебя столько в дела набилось, что братьев ради тачки западло беспокоить, – обиженно ответил Саня. – А шушера Сане Омскому не канает.
– Конечно. Ты, бля, у нас по кассам ходок.
– Лёха, не гони порожняк. За базар отвечают, – предупредил Саня.
– Чо ты мне сделаешь? – хмыкнул Лёха. – Напердишь в автобусе?
Автобус пробрался среди буртов, преодолел дренажную канаву по накатанному съезду и теперь ехал вдоль разрезов. Один из карьеров дымил, и в свете фар уже ничего нельзя было разобрать.
– Место нормальное присмотрел? – спросил Саня.
– Никто нахер не найдёт. Я там «девяту» прятал, которую в Семёнове угнал. Два года назад, помнишь?
– Я за твоими скоками не слежу. Чо думаешь, черти эти будут в ментуру подавать?
– Московские же. Всяко будут.
– Они ведь сразу на нас закозлят.
– Ну и хера ли? Пусть докажут.
– Тебе в пресс-хате менты доказывать будут.
– Не бзди, я на пресс не расколюсь.
– Ваще им ничо не обещай. Только унюхают, что это мы тачилу дёрнули, и тачилу себе отожмут, и срок повесят.
– Не бзди, сам знаю.
Лёха затормозил. В темноте и дыму невозможно было понять, почему это место Лёха считает хорошим убежищем. Саня опустил стекло в окошке, высунул голову и огляделся:
– Лёха, фраер, лажовое место. Вычислят.
– Отвечаю тебе, место могила, проверено, – самоуверенно заявил Лёха, доставая флягу и отвинчивая колпачок.
– Наши деревенские и вычислят. Вон там узкоколейка, я знаю.
– Хера ли? С неё не видно, я проверял. Сюда ваще не ездят. Да кто из наших ваще против меня залупнётся? Дом спалю.
– Надо было в лес загнать, – убеждённо и мрачно сказал Саня, подставляя под флягу два стаканчика.
– В лесу егеря.
– Лажовое место, – задумчиво повторил Саня и выпил.
Лёха тоже выпил.
– Я ключи от тачилы себе возьму, – сказал Саня. – Чтобы ты без меня не уехал.
– Хер тебе, Саня.
– Лёха, я тебя знаю, ты ведь меня кинешь.
– Кончай пургу гнать.
– Тогда ключи мне дай.
– Хер тебе.
Лёха вылез из кабины, обошёл автобус и открыл заднюю дверку. Саня тоже выкарабкался из кабины и подковылял к Лёхе.
– Хлама-то у них тут… – пробормотал Саня, оглядывая снаряжение Гугера, Валерия и Кирилла.
Багажная часть автобуса было заставлена пластиковыми ящиками, кофрами, сумками.
– Бензопила моя, – сразу сказал Саня.
Лёха, нагнувшись, вытащил ручную немецкую бензопилу «Makita». Она была без кейса, но планку с зубцами прикрывал пластмассовый кожух. В корпусе пилы бултыхнулся бензин.
– Хер тебе, – сказал Лёха. – Пила моя. Бери чо другое.
– Лёха, вор слово держит, – в голосе Сани появилась угроза.
– Уркам своим уши грей.
– Лёха! Сукой будешь.
– Тебе чо пила?! – разъярился Лёха. – Бери чо другое! Навалом дерьма всякого! А пилу я щас Мурыгину сдам! Выпить хочешь ещё?
– Я тебе сразу сказал, что пила моя!
– Ну, сказал и сказал. Хера ли.
Саня молча вцепился в ручку пилы. Лёха легко оттолкнул его, и Саня задом повалился на землю, нелепо махнув палкой.
– Не лезь, козёл, – беззлобно посоветовал Лёха.
Саня, кряхтя, поднимался на ноги.
– Будешь щас чо брать? – спросил Лёха.
– А ты мне, бля, донесёшь до деревни? Я инвалид!
– Сам себе неси. Я те не ишак. Не будешь, так я закрываю.
Лёха захлопнул дверцу и бибикнул сигнализацией, потом сунул брелок с ключом от автобуса в карман камуфляжных штанов.
– Пошли, – буркнул он. – Надо, чтоб нас утром в деревне видели.
С пилой в руке Лёха деловито пошагал в темноту.
– Погоди! – крикнул Саня. – Куда побежал!
Саня заковылял вслед за Лёхой.
Они шли в сумерках начинающегося рассвета вдоль торфяных карьеров. Лёха двигался впереди, размахивая пилой, Саня еле поспевал следом. Он хромал, цеплялся палкой и материл Лёху:
– Лёха, гондон… Ты ведь меня обул, сука… Место лажовое, ключа от тачилы не дал, воровское слово не держишь… Ты ведь тачилу заберёшь и в город угонишь… А я, мандюк, ключ от сарая у Мурыгина брал… Я, значит, и тачилу укатил… И у этих фраеров московских спрашивал, где ты… Значит, не с тобой я был… Ты все стрелки на меня перевёл, везде меня подставил, да, Лёха? Ты братана своего подставил? Папу своего?
Казалось, что Саня спотыкается и шатается не от колченогости, а от сокрушительного прозрения.
Лёха не отвечал и только усмехался.
Возле горящего карьера он притормозил, положил бензопилу на дорогу, снял с ремня флягу и свинтил крышку. Чёрный плоский котлован лежал без огня, но во многих местах дымился.
– Может, бля, направить на деревню пал? – задумчиво спросил Лёха сам у себя. – Чо сгорит, власти выплату дадут. Уехать сможем. И Шестаков ничо не сделает.
Саня догнал Лёху и остановился сзади, тяжело дыша.
Лёха цыкнул зубом, глотнул водки из горла и вдруг закашлялся. В груди у него забурлило, он согнулся, повернувшись к Сане задом, и его начало толчками рвать водкой.
– А говоришь, не блюёшь, – презрительно сказал Саня.
Он двумя пальцами ловко вытащил из ножен на боку у Лёхи нож и перехватил рукоятку удобнее. Лёха отплевался, распрямился, вытер губы ладонью и повернулся к Сане, протягивая флягу.
Но Саня флягу не взял. Он спокойно, точно и крепко воткнул нож Лёхе в грудь – слева, лезвием между рёбрами. Лёха в изумлении открыл рот, выронил флягу, колени у него поплыли и ослабли, и он косо повалился на дорогу набок рядом с бензопилой.
– Папу в попу нельзя, баклан, – назидательно сказал Саня.
Он осторожно подогнул ноги, отставил палку и присел рядом с Лёхой, подобрал фляжку, побултыхал, проверяя, осталась ли водка, выпил и посмотрел на Лёху. В открытых глазах Лёхи плыл дым тёмный торфяного пожара. Саня пальцами надвинул Лёхе веки на глаза, спустил на свою ладонь рукав пиджака и обшлагом вытер ручку ножа, торчащего у Лёхи из груди. Крови на груди почти не было, только красная полоска едва-едва оторочила лезвие. Потом Саня обшарил карманы Лёхиных камуфляжных штанов и вытащил деньги, сигареты и брелок от автобуса.
