— Пойду, — сказал Натан Ли.
Плетеный стул скрипнул в темноте.
Миранда не возразила. И не дала согласия.
— Вы что-то хотели… — сказала она.
— Да, — ответил Натан Ли. Он вспомнил не сразу, и это ей понравилось. Как и весь вечер, проведенный с ним. Совсем рядом. — Собирался спросить о клонах «Года зеро».
— Вот как? — Ну конечно, о работе.
— Не знаю, что с ними такого сделали… — начал он.
— А обязательно говорить об этом сейчас?
— Нет. Но в поисках вируса чумы их буквально вывернули наизнанку. Эти парни похожи на туши в лавке мясника.
Миранда глубоко вздохнула. Сейчас начнет обвинять ученых в жестоком обращении с клонами. Порицать ее за их рождение. Начнется спор. Она прогонит его. Наверное, необходимо пройти и через неприятные моменты.
— Да, — ответила она и обхватила себя руками.
— Я все чаще задаю себе вопрос: их кто-нибудь спрашивал?
Она ответила не сразу:
— О чуме?
— Нет. Я просто подумал: а вдруг у них есть что сказать нам?
Остаток августа
— Мне надо видеть их глаза, — объяснял Натан Ли Миранде, когда на следующий день шел за ней по пятам через сеть коридоров, — а они должны видеть мои.
Она сопротивлялась как могла:
— Они пациенты и в то же время заключенные. Они увечны, даже те, к кому не притрагивались. Травмированы уже одним тем, что их вернули к жизни. Они в шоке. Когда вы сказали, что хотите поговорить с ними, я думала, вы имели в виду — по двусторонней связи.
— Охранники уже пробовали. Говорят, клоны отреагировали так, будто услышали глас Божий. И потом много дней пребывали в ужасе.
— Вы хотите прямого контакта? — уточнила она.
— Да.
— Значит, им всем необходимо сделать прививку, — сказала она. — С тех пор как они умерли, болезнь эволюционировала две тысячи лет. Их кровь чиста. Нам еще повезло, что вы не заразили Тару.
Натан Ли не отставал ни на шаг.
— Встреча должна произойти вне здания, на открытом воздухе, — добавил он. — На солнце.
Она сопротивлялась.
— А если сбегут? Один уже удрал. Едва себя не угробил, пытаясь выбраться.
Натан Ли хорошо подготовился. Он протянул Миранде карандашный набросок внутреннего двора с высокими стенами.
— Мы устроимся на парковке со стороны «Альфы». Там посередине дерево и штабели тридцатифутовых бетонных плит для сборных домов.
— Кому это надо? — спросила она. — Вам или им?
— Миранда, надо дать им немножко свободы. Клочок синего неба. Я знаю, о чем говорю.
Его настойчивость злила ее.
— А как же ваша дочь? — швырнула она.
У Натана Ли перехватило дыхание. Он остановился. Что он делает? Где-то рядом Окс прячет Грейс. Может, он заблуждается, используя клонов «Года зеро», чтобы выманить своего врага?
Шедшая чуть впереди по коридору Миранда тоже остановилась.
— Я не то хотела сказать…
Ну ляпнула, и ладно, подумал Натан Ли. Он нуждался в небольшой встряске. Нечего строить из себя крутого. Надо быть самим собой.
— Все нормально, — сказал он.
— Какие еще будут пожелания? — спросила Миранда.
— Я подумаю.
— Перестаньте, — резко бросила она. — Вы говорили о клонах. Я просто немного устала, вот и все… Вы что-то знаете. Не стойте, пойдем. Что еще вам надо?
Натан Ли вновь попытался не думать о Грейс.
— Им необходимо бывать вместе и общаться, — сказал он. — Каждый день.
— Клоны привыкли, что с ними обращаются как с животными. Они способны убить друг друга. Или вас. Первый, на кого они кинутся, — это вы, их тюремщик.
— Я буду одним из них.
— Клоном из проекта «Год зеро»?
— Они не увидят отличия.
— Вы не говорите на их языке.
— Значит, мне понадобится еще и переводчик.
В конце концов Миранда согласилась на все.
Семь дней оборудовали двор и активно укрепляли иммунную систему клонов, чтобы они могли выжить в двадцать первом столетии. За этот срок Натан Ли приготовил свою машину времени.
Прежде всего, ему был нужен толковый переводчик. Как только прошел слух о том, чем он занимается, в Лос-Аламосе отыскались сотни людей, говоривших на иврите. Часть недели он опрашивал волонтеров — от израильтян и эмигрантов из бывшего советского блока до уроженцев Бронкса и Кливленд-Хайтс. Не все были евреями. Несколько мормонов — их было немало в отделе естественных наук, — как выяснилось, тоже прилично владели ивритом, благодаря либо своей миссионерской работе, либо фундаментальному знанию Библии.
Но две тысячи лет назад связующим языком в Леванте был арамейский, ныне считающийся мертвым. На нем общались люди незнатного происхождения в городах и селах Иудеи, Самарии и Галилеи. В известной мере арамейский был языком порабощения, поскольку он вытеснил древнееврейский в период многолетнего вавилонского пленения. Даже во втором веке нашей эры синагоги использовали для служб Таргум — переводы древнееврейских текстов Библии на арамейский для необразованных масс. Именно на этом языке и бормотали клоны в своих камерах.
Во время полевых исследований в северной Сирии Натан Ли узнал о маленькой общине Суриани — сирийских православных христианах, изгнанных из Турции в конце 1970-х и осевших в глухой деревушке над Алеппо. Он ходил туда несколько раз, чтобы послушать, как они говорят на давно исчезнувшем языке. Теперь же, к его удивлению, в Лос-Аламосе сыскался ученый, который родился именно в той самой деревне.
Звали этого человека Исмаил Абума Симеон. В его речи слышался сильный шотландский акцент — память о годах учебы в Эдинбургском университете. На Гору его привел личный опыт в клонировании млекопитающих.
— Зовите меня Ишмаэль, — торжественно объявил он при первой встрече.
В знак согласия Натан Ли повторил с таким же серьезным видом:
— Ишмаэль.
В тот же миг в черной бороде ученого сверкнула улыбка.
— Шутка, — сказал он. — Вполне сойдет Иззи.
Иззи был во многих отношениях настоящей находкой. Он обладал добрым юмором и владел арамейским. Большинство здешних знатоков иврита были городскими интеллектуалами — в отличие от них у Иззи в крови сохранились отголоски былых эпох. Семейные предания соединяли его узами с Симеоном Столпником Старшим — отшельником, которого до такой степени утомили толпы докучливого народа, что он провел последние тридцать лет своей жизни на вершине столпа.
— Старина Симеон, — так называл его Иззи, — положил начало столпничеству. Оно распространилось по всей Европе, монахи принялись строить столпы все выше и выше. Немного напоминает мне эверестоманию девяностых годов: все эти крутые парни вели себя так, словно им дела нет до публики, а сами выставляли себя напоказ именно в тех местах, где мимо никак не пройдешь. Вот так же и столпники. Они долго умирали на вершинах столпов от голода, непогоды, молний. А когда наконец падали вниз, пилигримы дрались за кусочки их плоти. Те еще мученики! А легковерные глупцы всегда сыщутся.
