Джеми с Лешкой играли в «топ» – шарили по окрестностям «крупной камерой», подглядывали реалку как она есть, поначалу ничего интересного в поле зрения не попадало, к тому же на многих окнах стояли заглушки от чужого любопытства, они уже хотели свертываться и идти кататься на Трассу – когда вдруг увидели этого парня, он стоял на летающей платформе и смотрел вниз, и в лице его было что-то такое, что Джеми, бывший в тот момент оператором, задержал на нем кадр.
– Эй, – сказал он парню, парень повертел головой, не понимая, откуда голос, потом догадался, что попал в «крупную камеру», и помахал рукой.
– Ты чего? – спросил у парня Лешка из-за Джеминой спины.
Парень показал пальцем вниз. Джеми, помнится, еще подумал, что у него какая-то машинка для летания и что он просто так развлекается.
– Ну, давай, – сказал Джеми, и парень шагнул – просто шагнул – в воздух. Джеми думал, что он немного повисит, как это бывает в мультах, и, может быть, подрыгает в воздухе ногами – но парень сразу же ухнул вниз, сломал пару веток на большой березе и скрылся под кронами – камера никак не могла туда заглянуть. Через минуту вылезла строчка в новостях – «Новое самоубийство в районе западной станции», и показали тело парня, неподвижно лежащее на земле…
Лешка оттеснил Джеми и долго, долго разглядывал мертвеца во всех ракурсах.
– Я тоже, – сказал наконец.
– Что? – удивился Джеми.
– Я тоже так хочу, – сказал Лешка.
– Это, наверное, больно, – предположил Джеми.
– А я вколю себе анальгетик, – сказал Лешка.
– А потом?
– Что потом?
– Ну, ты уже будешь мертвый?
– Ну и что? – спросил, подумав, Лешка, и Джеми не нашелся, что ему возразить. К тому же ему было любопытно – он никогда в реалке не видел, как умирают. Раньше, при Пандеме, умирали только старики, да еще экстремалы в красном слое, но Джеми был слишком ленив, чтобы путешествовать по слоям, – для развлечения ему хватало игрушек да «крупной камеры»…
А теперь можно и в реалке умирать сколько хочешь. Жаль, что только один раз; правда, самому Джеми пока не хотелось – но почему бы не посмотреть, как это сделает Лешка?
Рядом с Лешкиным домом была старая мачта – иногда по вечерам на ней устраивали театр теней. На башне был источник света, а кругом нагоняли облака, и они служили экраном, только Джеми не любил эти представления – слишком не похоже на реалку…
Днем на мачте никого не было. Джеми и Лешка поднялись на лифте; потом Джеми сообразил, что самое интересное будет внизу, а не наверху. Он спустился и на всякий случай отошел подальше – чтобы Лешка не свалился ему прямо на голову; получилось, что Лешка упал даже слишком далеко. Джеми услышал только треск мелких веточек, а потом такой звук, как будто переломили самую толстую и сочную ветку.
Джеми побежал на звук. Лешка лежал на спине и как-то странно подергивался; изо рта его толстой струйкой текла кровь, как в игрушке, и пенилась тоже очень натурально, но больше всего поразило Джеми то, что глаза у Лешки смотрели в разные стороны, один вправо и вверх, другой влево и вниз. Уж как много игрушек прошел в своей жизни Джеми – а такого эффекта не видел ни на одном виртуальном трупе. Наверное, создатели убивалок в реале никогда не видели мертвеца…
Джеми смотрел на Лешку минуты полторы. А потом приехали люди из этой их гребаной координации; в новостях уже тридцать две секунды висела новая строчка: «Самоубийство в районе старой телевышки»…
Джеми отошел в сторону, помочился на кучу старой листвы и запросил инфу о всех самоубийствах и несчастных случаях за последнюю неделю.
…Единственный недостаток – слишком быстро. И только единожды. А в виртуалке он попросил бы Лешку прыгнуть еще раз…
Розовая «двойка» без имени вышла из-под контроля Трассы, перешла на ручное управление и увеличила скорость почти вдвое. Трасса едва успевала расчищать перед ней дорогу (а поток был плотный), отбрасывая к обочинам прочие, управляемые снаружи машины; раздвинуть собственные границы Трасса, увы, не могла. На повороте «двойка» проехалась бортом по ограждению, оставляя на нем лохмотья-пленочки розовой краски, и сбила с ног одинокого пешехода, по несчастной случайности оказавшегося в этот момент на обочине.
Через десять секунд после удара Ким получил сообщение на пульт. Еще через минуту он был уже в пути.
…Трассы становились опасны. И это было тем более неприятно, что в тех слоях, где нормальным считалось иметь индивидуальный транспорт, обойтись без Трасс не представлялось возможным. Система внешнего управления позволяла срастить достоинства личных «ездилок» с преимуществами общественных «возилок» – но как велик оказался соблазн порулить самому, да еще и быстрее всех!
– На что они рассчитывают? – безнадежно спросил Ким у Невилла, хорошо знакомого инспектора Трасс. И Невилл, находившийся за два часовых пояса к востоку, шумно вздохнул у Кима в ушах:
– По-моему, они просто не думают. Проследить реакцию Трассы, вычислить машину – на счет «раз»… Но ничего не может случиться. Они в это верят, ты знаешь…
Медпомощь раненому пришла через сорок секунд после столкновения – врач опередил Кима почти на одиннадцать минут. Ким увидел сперва полосатую спортивную туфлю, одиноко мигавшую голубым маячком, потом белую тряпочку, прилепившуюся к дорожному покрытию, потом – медкапсулу, формой похожую на старинный тюбик с зубной пастой, полупрозрачную, как щитки на транспортере. В капсуле неподвижно лежал человек; рядом сидел по-турецки врач в ярко-желтом, светящемся под фарами комбинезоне, по-птичьи поводил головой, видимо, управлял лечением со встроенного пульта.
Темные стенки капсулы прояснились, сделавшись вдруг совершенно прозрачными; Ким увидел лицо раненого. Потерпевший был крайне раздражен и обижен.
Врач перевел дыхание и обернулся. Ким сперва подумал, что он очень молод, и только секунду спустя узнал племянника Мишу.
– Сложный перелом бедра, – сказал Миша вместо приветствия. – Ну, и сотрясение мозга. Неделя реабилитации, никак не меньше.
Пациент что-то пробормотал сквозь зубы.
– Мы вас отвезем домой, – сказал Миша. – Наладим систему, вам ничего не придется делать. Только поправляться, – он через силу улыбнулся. Видимо, функция «подбадривание пациента» не была его сильной стороной.
Ким попытался вспомнить, сколько Мише сейчас должно быть лет. Восемнадцать? Девятнадцать? Он, Ким, ничего не понимал в современной медаппаратуре. Он не мог дистанционно управлять капсулой. Мог на ощупь определить перелом, расшифровать снимок, загипсовать… Ну, еще ввести анальгетик. Все.
– Ч-черт, – простонал раненый. – Ну почему… почему? За что?!
