— Всё ясно. Я вызываю медийщиков?
— Да, конечно… Найди Артура и покажи нам комнату.
…
В комнате мы позавтракали, я принял ванну, отдохнул и собрался с мыслями. Мальчику нужно было объяснить, почему я его оставляю… и что его теперь ожидает. Нужно было приготовить речь для всех работников Интерната. Нужно было сделать всё чисто и эффективно. Без единой ошибки.
…
Когда воспитатели вывели своих подопечных на свет восходящего солнца, когда в небе над внутренним двором Интерната собрался внушительный рой жужжащих камер-сканеров от разных медиа-компаний, я подумал ещё раз — что я делаю, зачем мне это нужно, и какие могут быть последствия у этих действий. Фактически я уже развязал войну против собственной Церкви, а после этой речи у меня уже не будет ни единой связи со всем человеческим родом. Мир, возможно, ещё будет ко мне прислушиваться, но близких людей у меня теперь нет. И скорее всего — не будет.
На детей было жалко смотреть. Доходяги, астматики, имеющие задержки в развитии — все они вызывали обычную человеческую жалость, тревожно переглядываясь, дрожа от холода. За пределами интерната их могло принять поселение родителей, отдававших все эти годы своих отпрысков в это заведение. Место трогательно называлось «посёлок Надежда». Оно находилось совсем недалеко, и я уже отдал распоряжение их предупредить, попросить выслать своих представителей к воротам и встретить изгнанников из этого безжалостного ковчега.
— Друзья мои! — голос разносился эхом по всем этим гектарам и угодьям интерната. — Мне очень нелегко сейчас выступать перед вами.
Мне и правда, было непривычно выступать перед такой большой аудиторией, рассчитывая исключительно на силу своего голоса.
— Все, мы, люди, все мы испытываем чувства! Что скрывать — у меня у самого сердце разрывается, глядя на эти детей…
Кто-то в толпе воспитателей всхлипнул.
— Но давайте вспомним! Ради чего это всё затевалось? С какими мыслями, и с какими надеждами мы начинали это дело когда-то десять лет назад… когда свет кометы ещё не озарял наше ночное небо, — красиво сказал — сам себя довёл до сентиментального состояния.
Кажется, сотрудники интерната стали, наконец, понимать, куда я клоню, и зашевелились, зашептались. По их рядам прошёл приглушённый ропот. Сирена стояла среди них, прижимая к себе Артура — она одна не трепыхалась и была абсолютно спокойна. Остальные косились на моих Брюсов Виллисов с автоматами наперевес, и на своих детишек, которые жались друг к другу, не понимая ни слова из того, что я говорю, но инстинктивно чуя какой-то недобрый подтекст всей этой речи.
— На кону выживание нашего вида! Тёплые, сытые и комфортные времена прошли! Грядёт катастрофа, а ещё до неё — нас ждут войны, грабежи и погромы! Неужели вы сомневаетесь в этом?! Неужели не познали вы до сих пор, какова истинная природа человека за последние годы?! Люди будут стучаться в эти ворота. Они будут претендовать на то, чтобы занять место нашего будущего. Надежды всего человечества! Они будут приносить к вашим воротам своих детей, они будут умолять, требовать, они будут стремиться отобрать у нас то, чего мы добились с таким трудом!
Наступил переломный момент. Ропот прошёл, и люди слушали меня со страхом, и одновременно решимостью, с осознанием важности каждого слова. На них начала действовать эта незамысловатая магия нагнетания тревоги и создания образа врага.
— Пройдёт пара лет, и каждый метр этой территории будет на вес золота! Кому это всё достанется? Кто более достоин того, чтобы получить эти ресурсы? Ресурсы, собранные всеми нами — всей страной, простыми людьми, кто отдавал подчас самое последнее… Наш ответ — самые лучшие! Только они! Иначе как вы сможете отказать остальным?!!! Как, спрашиваю я вас!!!
Мне уже кивала большая часть воспитателей, и даже сам директор. Оставалось только перейти от слов к делу. Ясно и просто осуществить задуманное. Больше никто не осмелится взять на себя этот грех.
— Эти дети — обуза! Они не виноваты в этом. В этом виноваты все мы! Мы виноваты перед ними в том, что довели наши гены до такого плачевного состояния. Но мы ещё больше будем виноваты, если дадим им надежду. И ещё больше, если отнимем её у тех, кто по своей природе более готов остаться один на один с заражённой природой.
Все ахнули.
— Откройте ворота!!!
Воспитатели посмотрели на директора. Он подавленно кивнул, и пара мужиков побежали выполнять приказ… Ну, вот и всё… Осталось только проводить туда детей. Я решил сделать это полностью своими силами.
— Профессор!
— Я слушаю.
— Постройте детей и выведите их. Вы отвечаете за то, чтобы вся группа в целости и сохранности была передана с рук на руки представителям «Последней надежды».
— Будет сделано.
Детишки разбились по парам и последовали за Верховцевым во внутренние помещения, в коридор, через который лежал путь наружу. Сканеры медийных компаний моментально перестроились и помчались за ними. Я же остался стоять вместе с кучкой ошарашенного персонала, ожидая ругательств, проклятий, чего угодно. Но женщины плакали, а мужчины просто стояли и переминались с ноги на ногу, провожая взглядом процессию.
Ну что ж. Значит, все всё поняли, и я могу оставить это место… Сирена кивнула мне с какой-то жалостью во взгляде. Я махнул ей и Артуру рукой. Он по-прежнему сохранял мужественное молчание. Настоящий будущий лидер. Ни слезинки. Теперь вокруг него только чужие люди.
…
За пределами Интерната я застал следующую картину. Вдаль по занесённому снегом полю медленно брела печальная процессия, возглавляемая провожатыми из поселения родителей. Мои охранники и профессор стояли поодаль в метрах ста от ворот по щиколотку в снегу, оглядываясь по сторонам. Видимо, как раз в том месте, где они и передали детей «Последней надежде». Я пошёл в сторону на парковку, где в машине, которая привезла нас сюда, дремал водитель. Казалось, что вот-вот должно произойти нечто неприятное… в воздухе прямо-таки висело напряжение. Сканеры висели, не разлетаясь, казалось, также ожидая и предчувствуя какой-то драматический поворот событий. Дойдя до машины, я оглянулся. Из ворот интерната стали выходить воспитатели, провожая взглядом своих питомцев, но внезапно их взгляд переметнулся куда-то вверх и я, проследив за ним, увидел медленно парящий в небе серебристый объект. Это был тот самый, похожий на стеллс, самолёт правительства, на котором мы перемещались ещё 10 лет назад. Вероятно, сейчас на нём находились какие-то люди из руководства страны или церкви. Либо они выследили меня, либо директор Интерната им сообщил… кто знает?
