Ну, давайте. Угадайте с трех раз.
*Л*
Додо подает им обед на кухне, кормит их козьим сыром, яблоками и темным хлебом, который трудно жевать. Есть твердый сыр, есть мягкий сыр со слезой и есть творожный сыр с травами. Додо рассказывает, как она была анархисткой, а козы угрожающе блеют хором за затянутой москитной сеткой дверью. Рассказывает, как она взорвала банк.
— Было три часа утра, и я понимала, что задерживаться там глупо, но уж больно хотелось посмотреть, как деньги и документы взлетают на воздух и сыплются обратно, как снежинки. Вместо этого за несколько минут до взрыва я увидела, как из здания потоком хлынули крысы и тараканы. Они перебегали через улицу, где я как раз и стояла, и ныряли в переулок, за мусорный контейнер. Как будто знали, что сейчас произойдет. Ну и я тоже смылась. Не из-за бомбы, а из-за тараканов. Терпеть их не могу. А тараканы-экстрасенсы — это уж совсем ни в какие ворота.
Она рассказывает девочкам, как ее обстреливали резиновыми пулями, поливали из шланга, а один полицейский даже избил ее пистолетом. Вот, видите шрам на щеке? А вот татуировка в виде сексапильной русалки, которую сделала ей сокамерница при помощи шариковой ручки и заостренной зубной щетки. Бад потрясена. Остальные девочки нервно хихикают, заслышав очередное ругательство, сорвавшееся с губ Додо. А ругается она часто.
После обеда Додо устраивает для девочек экскурсию по своим владениям. Она показывает им сыродельню и кладовку, где хранятся сыры. Ведет их в хлев, где полно дряхлых кресел с парчовой обивкой и оборванных, пожеванных козами диванов, здесь Додо с козами каждый вечер смотрит кино — крутит фильмы на стареньком проекторе. Она раздает девочкам кукурузу, чтобы те покормили коз, и объясняет, почему падающие в обморок козы из Теннесси собственно падают в обморок. Козы то проявляют любопытство, то сторонятся гостей. То обступают девочек со всех сторон, то отходят подальше и шумно там топчутся, собравшись в кучу, как будто что-то обсуждают.
Они изящно собирают все до единого зернышки кукурузы с ладони Ли, но игнорируют протянутую руку Парси.
— Забавные маленькие гады, — с нежностью произносит Додо. — Почему-то с некоторыми людьми они не ладят.
Парси бросает зерна в траву, но козы все равно к ним не притрагиваются.
— Это и есть мое испытание? Кормить коз и слушать рассказы твоей тетки о том, как делать бомбы? — спрашивает Зигани у Ли.
— Жаль, что вам нужно домой так рано, — говорит Ли, забрасывая пробный камень. — Мы могли бы здесь заночевать. Спали бы в хлеву, смотрели бы старые фильмы.
— А могли бы и вернуться домой к пяти, как ты обещала, и тогда наши с Парси родители нас не уроют. Я не шучу, Ли, — Зигани говорит, а сама внимательно смотрит на Ли, как будто та вдруг может выдать тайну испытания.
Бад разрешает тоггенбургской козе пожевать бахрому ее драного свитера.
— Эй, Ли, — окликает она подругу, — Додо обещала показать нам гору мусора. Мы хотим поискать там древние наконечники от стрел.
— Тебе тоже стоит сходить, Зигани, — советует Ли. — Однажды Додо нашла там осколок какой-то посуды, а потом выяснилось, что никакая это не посуда, а кусочек черепа.
Зигани напоследок еще раз заглядывает Ли в глаза, а потом идет за остальными. Козы возятся где-то сзади, не проявляя к наконечникам от стрел никакого интереса. Ли, у которой в «Мирном королевстве» заведены свои ритуалы, отправляется навестить колесо обозрения. Она забирается в самую нижнюю кабинку и открывает книгу.
*К*
Когда мама Клементины злилась, она не кричала и не швырялась разными предметами. Она просто начинала говорить очень медленно, как будто в словах вдруг появлялось множество дополнительных слогов, которые полагалось использовать, только когда дела хуже некуда. На следующее утро после свадьбы Дэнси Клементина проснулась от того, что мать рылась в ее ящиках. Даже не пытаясь делать это потише.
Клементина лежала на кровати, мечтая умереть, и смотрела, как мама что-то ищет — только ей одной ведомо, что. Голова, желудок, горло и нога — сплошные сгустки боли. В руке у нее обнаружилась дырка, в которую закачивали кровь, а на запястье болтался оранжевый медицинский браслет. Девочка была слишком слаба, чтобы сдернуть его.
Закончив обыск, мать сказала:
— Весь город слышал твои вчерашние вопли о том, как сильно ты любишь этого мальчишку Мидоуза.
— Разве я вопила? — переспросила Клементина. Она больше не хотела умереть, теперь она предпочла бы вообще не рождаться. Во рту чувствовался привкус рвоты. — Не помню. Кажется, я была пьяна.
— Можно подумать, это что-то меняет, — сказала мама. — Это ты ради Кэйбла поехала в Миртл-Бич и купила платье за шестьсот долларов?
— За триста, — уточнила Клементина. — Оно продавалось со скидкой. Там несколько стразов отвалилось. Ты что, за мной шпионила?
— Вот еще, буду я шпионить за своей собственной дочкой, — фыркнула мама. — Это все Джеральдин Теркл, она в тот момент как раз зашла в «Лорд энд Тэйлорз» за тональным кремом. Когда она увидела, как ты примеряешь дизайнерские платья, то решила, что за тобой стоит приглядеть.
— Она решила, что я собираюсь своровать платье! — догадалась Клементина.
— Этого я не говорила, — уклончиво ответила мама. — Помнишь, как ее дочь, Робин, благослови ее бог, попала на запись камеры видеонаблюдения, когда пыталась вынести из аптеки судафеда[29] на пятьсот долларов. Вряд ли после такого мать можно винить в излишней подозрительности. И, кстати, прекрати менять тему разговора. Что у тебя с этим братцем Дэнси? Он уже взрослый мужчина, а ты всего лишь маленькая девочка!
— Да ничего у меня с ним нет, понятно?! И вообще не могу я сейчас об этом говорить. Дай мне обезболивающего. Что у меня с ногой?
— Ты рассекла сухожилие, — ответила мать. — И так бы и истекла кровью там, на стоянке, если бы Кэйбл Мидоуз не вызвал скорую. Но ты ничего не получишь, даже детского аспирина, пока не расскажешь правду. Этот мальчишка тебя напоил?
— Я и так рассказываю тебе правду! Между нами ничего нету, он мне просто нравится, ясно? Он мне жизнь спас. И я не знала, что пью спиртное. Думала, это «Кола», понимаешь? Наверное, кто-то туда чего-то подлил. Но не Кэйбл. Можешь запереть меня дома и не выпускать, если хочешь, но прекрати задавать мне вопросы про Кэйбла, ладно? Мне очень стыдно. Лучше бы я умерла, — с этими словами она выдавила из себя пару слезинок. Это оказалось нетрудно.
Мама вышла. Потом вернулась с имбирным элем и тремя таблетками обезболивающего.
— Дэнси просила передать, что глубоко тебе благодарна за испорченную свадьбу, — сказала она. — И за испорченный смокинг Кэйбла, взятый напрокат. Они уже все перепробовали, но никак не могут вывести пятна крови. И еще, Клементина, я хочу, чтобы ты кое о чем задумалась. Всякий раз при встрече с Кэйблом ты оказываешься на волосок от смерти. По-твоему, это нормальные отношения?
