Но знаете, о чем я думаю последнее время? Ведь все уже кончилось. Свидетелей осталось мало. Полным-полно слухов, но и они рассеются. Одним словом, очень скоро эта история забудется. Учтем здесь и засекреченность документов, и правительственное вето на радио— и телепередачи, публикацию рассказов, воспоминаний, гипотез… Ладно, соображения обороны государства, неведение потенциального противника, стыд за собственное бессилие, предупреждение гипертрофированных разнотолков — это понятно… А как же люди? Просто люди? Ни в чем не повинные, не ждущие опасности, беспомощные даже во всеоружии современной техники. Живущие на севере, юге, западе или востоке. Люди-то ничего не знают, и гарантии, что во время следующего пришествия Всадников — если оно будет, — мы все останемся живы, нет. Или высшие соображения и простая человеческая надежда на будущее, вера в него — не одно и то же? Так можно дождаться, что на земле только высшие соображения и останутся, а люди над полянками розовыми облаками поплывут. Представляете? Над пустой планетой — нежные фламинговые облака…
Зачем я все это говорю? Просто хочу вас предупредить. Всякие вето и государственные тайны меня не очень волнуют. Я напишу картину. Может быть, даже несколько. Мне только нужно время, чтобы прийти в себя, а уж картина будет. Обязательно. Пусть последнее, что я смогу создать, но зато — лучшее. Я это чувствую, такой возможности я не упущу. И знаете, что там будет изображено? Там будет город, небольшой городок, пустые улицы, голубое сияние поверх крыш и клубы розового тумана над мостовой, отдаленно напоминающие расплывчатые силуэты людей. Многих людей. А сквозь туман прорисовывается фигура Всадника. Он медленно наезжает на вас, весь орошенный красноватыми брызгами, правая рука — небрежно — на тускло поблескивающей рогатине, а в глазах — отрешенность и безмятежное спокойствие.
Пейтем Бринч, сорока пяти лет, методистский священникИстинно сказано: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы!» И не укрылся город, никто в этом городе не укрылся. Все мы сейчас на верху горы, маленькие, голые, жалкие, а отовсюду скачут на нас Всадники. Кара это, кара Божья, а не Всадники! Исчезли они и опять придут, и никто уже тогда не уцелеет. О, как прозорлив был Иоанн Богослов, как далеко и как страшно смотрел он! Но не конь блед явился нам, а конь черен и мрачен, и не с пиками Всадники проскакали по земле, а с испепеляющими молниями.
Видел я, все видел: и как мчались они в дьявольском голубом сиянии, и как в сатанинский красный дым обращались люди, и как не брала тех ни пуля ружейная, ни бомба.
И ужаснулся я: веру теряла паства моя. В чудовищном безверии уходила в небытие. Кричал им я: «Верьте, братья! В последний миг свой верьте — в этом сила наша! И да поможет нам Бог!» А в ответ слышал кощунственное: «В кого верить-то, отец Пейт? В Господа? А может, нет его уже? Может, и он — пафф! — и розовое облачко. А?» И страдал я, но страдал молча, ибо не мог ничего сказать на это, ибо розовой пылью рассыпался человек и розовой пылью рассыпалась вера остальных. Не о том ли говорил Учитель: «Если соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве что выбросить ее вон…»
Но не посмел я выбросить ее, помнил и другие слова Сына Человеческого: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». И поступил я так: собрал немногих живых и вошел с ними в реку. Целый день, от зари до зари брели мы по Шайенну, а выходить боялись. Верно говорится: в одну реку нельзя войти дважды, однако не поэтому мы берегов опасались, а потому, что в воде следов нет. Хотя и дьявольский нюх был у исчадий ада, но бессилен он оказался: нет на реке запаха.
Обрадовались мы, когда увидели, что нет за нами погони, сильно обрадовались, возликовали, — и раньше времени ликованье это нас обуяло. Были осторожные, умоляли всех и ночью по пояс в воде идти, но нет: возгордились люди, возомнили, что обманули воинов Антихриста, вышли на берег и спали на земле, и даже одежду на кострах сушили. А наутро проснулись, дальше двинулись, и — горе нам! — над рекой вервие висит, на нем черные лоскуты подвешены. Дурно пахли те лоскуты и играли на солнце отнюдь не горним светом.
Испугался я, и люди испугались. Бросились на берег, в сторону, в лес — и там дурной запах, и там черные лоскутья висят. Назад побежали, не одолели и мили, — опять то же самое: черные пятна впереди. Страшные, страшные, дурные лоскуты: не то что прикоснуться — приблизиться грех!
Думали мы, гадали, совещались — только время потеряли: догнали-таки нас дьявольские отродья. Или они нас еще ночью догнали, а лишь утром появились? Не ведаю. Выросли они по-за лоскутьями, как из-под земли, и ну палить в нас молниями своими.
Один за другим люди на моих глазах туманом красным по земле расстилались. А я стоял и бежать не мог: все молил Господа, ч гобы поскорее он мне смерть даровал, дабы не видеть кошмарного зрелища. И вдруг Всадники стрелять перестали. О чудо! Прислушались они вроде бы, переглянулись друг с другом *— их всего-то четверо было — и внезапно вскачь пустились. Назад, от нас прочь. Не постигаю я, что могло с ними случиться. Уехали они, и меня в дрожь бросило. Опустился на землю, осматриваюсь: один я в живых остался или еще кто есть? И вижу: бредет ко мне Макс Херрингтон, библиотекарь оберонский. «Отец, — шепчет он, — отец Пейт, знаешь, что за черные тряпки были?» Мотаю головой, догадываюсь уже, но сказать не могу, горло перехватило. «Это же флажки, — выдавливает из себя Херрингтон, — флажки, как на волков! Только не наши, храсные, а — черные…»
И тут я пожалел, что на свет родился. Лучше бы и не жить мне, чем свидетелем такого позора рода человеческого до конца дней оставаться.
Эзра Внесен, пятидесяти шести лет, профессор Чикагского университета, физик-космогонист, доктор философии, постоянный член Комиссии по контактам с внеземными цивилизациями
Ну что же, господа, я полагаю, мои личные впечатления — не самое главное на настоящем этапе. Хотя я видел Всадников три раза, однако никаких выводов из визуальных наблюдений сделать не в состоянии. Дистанция была очень большой, и я вынужден был пользоваться морским биноклем и стереотрубой, любезно предоставленными мне командиром роты морских пехотинцев и старшим офицером штаба одного из артиллерийских подразделений.
Чтобы у вас по этому поводу больше не возникало никаких вопросов, скажу сразу, что все случаи имели место 11 августа, то есть ровно через неделю после появления упомянутых объектов и всего за день до их загадочного исчезновения. Если вас интересует точная география моего, так сказать, одностороннего и неявного контакта, то пожалуйста: к юго-западу от Девилс-Лейк, куда я прибыл на вертолете из Чикаго 10 августа, примерно в 4–5 милях от городской черты. Приблизительное время: 10, 14 и 17 часов. Во всех случаях имело место передвижение Всадников группами по два-три объекта в направлении северо-северо-запад.
