«Все будет хорошо.» Как же хочется этому верить. Мурчащим пушистым клубком свернувшись где-то в глубине сознания, Рафа как будто задернула плотную бархатную штору между собой и мной, но присутствие все равно ощущается. И, разумеется, ее руки, сомкнувшиеся у меня на поясе и прижавшееся к спине тело. Но кажется, телесная близость все же дальше, чем теплый клубок в душе.
Мурчанье Рафы куда тише, чем треск мотоциклетного мотора, но слышится четко, как будто в полной тишине. Наверное, не ушами. Оно становится музыкой, под которую солнечные лучи играют на лужах, а ленты тумана над дорогой танцуют в такт.
Все когда-нибудь кончается, вот уже из-за поворота показалась пристань со спящим около нее паромом, и несколько катеров у маленького причала чуть в стороне. У проходной будочки наблюдается странное оживление, мелькают серые полицейские мундиры и какие-то люди в полувоенной форме. Рафа трогает меня за плечо:
— Останови здесь. Похоже, эта суета из-за меня. Если сунешься поближе, тебя тут же сцапают, так что дальше я лучше пойду одна. А ты поезжай в город, только не домой. Посиди в каком-нибудь кафе. Выясню обстановку, тогда решим, что делать.
Коша, спрыгнув на землю, мимолетно коснулась губами моей щеки и побежала в сторону пристани. Я провожаю ее взглядом, разворачиваю мотоцикл и через километр съезжаю с асфальта на узкий проселок, ведущий к городу кружным путем. Еду не торопясь, наблюдая, как проплывают мимо мокрые от дождя кусты, и вспоминаю Рафу, в который раз удивляясь разумности этой женщины. Ну да, «женщины», а как мне ее еще называть? Подумаешь, коша. Нет, она не просто «разумна», все решения в общем очевидны, я и сам мог сообразить. Мог, но не сообразил: нет привычки быстро принимать решения, а у нее эта привычка есть. Да, мне есть чему учиться.
— Вы Рафела?
— А Вы ожидали кого-то другого?
— Нет, как раз вас. У меня приказ срочно доставить вас домой.
— Это очень хорошо. Полагаю, вон тот зеленый катер?
Разговор звучит похоже на какую-нибудь радиопередачу, которую слушаешь в наушниках. Знакомо и не отвлекает. Думаю, к такому я быстро привыкну, Дома, у мамы в комнате тоже всегда радио работает.
— Да, Мих, я рада, что не мешаю тебе. Еще не научилась все время закрываться.
— Ага. Так и хочется сказать «Привет!» Будто по комму разговариваешь. Я так понимаю, от тебя сейчас не отстанут. Что собираешься рассказывать?
— Хороший вопрос. Точно пока не решила. Вот, слушай — про слияние никому знать точно нельзя. Это надо спрятать. Прятать лучше там, где никто не ищет. Надо рассказать что-то, привлекающее внимание. Например, про секс, и как он у тебя блокировал действие «огонька». Подать, как супер-новую информацию о людях, тем более, так и есть. Нашим интересно будет, а о слиянии они и не спросят, никто его не ожидает.
— Мне в случае чего рассказывать то же самое?
— А сам-то как думаешь? Ты людей всяко лучше меня знаешь.
— Думаю, если скажу, что я тебя воспринял как человеческую женщину, меня наизнанку вывернут. Психологи там всякие…
— Значит, говори «не воспринял как женщину». Я в каком-то файле о людях смотрела, что иногда для облегчения действия «огонька» используют резиновых кукол. Волн они не снимают, но делают не такими острыми.
— А ты не обидишься, если я скажу, что использовал тебя как резиновую куклу?
— Ага, связал и использовал. По вашим законам, если нет заявления от потерпевшей, то нет и «дела», а заявления не будет. Если скажешь так, тебе, как мне кажется, ничего не грозит. А про обиду ответ простой: я же чувствую, как ты ко мне относишься, какие обиды?
Улыбаюсь до ушей. Как же приятно понимание, которое не боится сплетни или невпопад сказанного слова!
Дорога попетляла по сырому кустарнику и через несколько километров вывела на городскую окраину. Отсюда старыми улочками бедных кварталов легко добраться к моему любимому кафе «Полуночный дятел». Любимому не столько за кухню, сколько за возможность выпить кофе в любое время, например, рано утром перед лекциями.
Заказываю большую кружку капуччино и забиваюсь в уголок под лестницей на второй этаж, за маленький столик. Задремываю; спали мы сегодня совсем немного. В ушах звучат шаги, шорохи, голоса.
— Доченька, как ты? С тобой все в порядке? Глаза какие усталые…
— Подожди, Маева, тараторить. Дай мне с ней поговорить спокойно. Ты что, Рафа, такое устроила? Мы о чем договаривались?
— Корат, ты обещал «спокойно».
— Ладно. Рафа, ты должна была предупредить нас о том, куда едешь и когда вернешься. Мы все очень перенервничали, мало того, что ты исчезла, вдобавок, когда полиция стала разыскивать тебя в здании университета, нашли двоих студентов под «огоньком». Один связал себя под лестницей, а второй на чердаке сделал петлю и вешался.
— Как «вешался»? Повесился? — Рафа испугана и изумлена.
— Нет, он стоял в петле на стремянке. Как начинался приступ, дергался, петля его придушивала и он оставался на месте. Но речь не о них. Полиция уверена, что тот парень, с которым ушла ты, тоже под «огоньком». Тебе известно, в этом состоянии мужчины не контролируют себя…
— Знаешь, пап. Оказывается, все-таки контролируют. Я расскажу потом, а прямо сейчас сообщи, пожалуйста, человеческой полиции, что у меня нет претензий к этому парню.
— У тебя действительно нет к нему претензий?
— Действительно нет. Зато есть куча любопытной информации, — кажется, она улыбается, — и я не хочу, чтобы полиция вытрясла эту информацию из него. Так что побыстрее, если возможно, пожалуйста.
— Гм… Хорошо, но ты мне все расскажешь подробно. Сейчас поговорю с Теодраном, ему все равно с минуты на минуту официальное заявление по происшествию делать. Маева, побудь пока с нею.
— Доча, с тобой точно все в порядке? К целителям не нужно?
— Ма, ну что ты прямо. Говорю же — все в порядке.
— Он тебя не… не изнасиловал?
— Ф-ф-ф. Я что, совсем без сил и соображения? Нет, не изнасиловал. Зато занялся со мной сексом. Или я с ним, это как посмотреть.
— Доча!
— Что «доча»? Информация того стоила. Вот па освободится — расскажу.
— Уже освободился. Про «занялся сексом» я слышал. Давай обещанную информацию.
— Если коротко — у него было только три волны приступов.
