– Любимый, наконец-то мы снова вместе. Я так боялась за тебя, так переживала, когда ты заболел. Мне было страшно. Эта противная докторша сказала… Нет, лучше не буду говорить, что она сказала. Люблю тебя. Милый… Пойдем сейчас же к тебе…
Она принялась осыпать его лицо мелкими, быстрыми поцелуями. Колосов плавился, как воск.
– Марина… Но как же… – наконец-то он смог выдавить из себя, стараясь взять себя в руки, – как же Шатунов…
– О, это страшный человек, – снова принялась нашептывать Марина, слегка касаясь губами его уха, – он взял меня силой. Силой и шантажом, а ты лежал такой слабый, такой беспомощный, и они могли сделать с тобой все, что угодно. Я вынуждена была ему уступить. Но… Милый, разве это измена? Он взял только мое тело, но не душу. Душой я всегда была с тобой. Я люблю только тебя, тебя одного. Я полюбила тебя сразу же, как только увидела в первый раз. Мой храбрый, мой мужественный, мой рыцарь…
– Марина… – попробовал прервать он ее.
– Они держат меня взаперти, – пожаловалась она, – оружие отобрали, приставили ко мне какую-то здоровущую бабу… Не поймешь: то ли прислуга, то ли надсмотрщик.
– Марина, прости дурака за то, что посмел усомниться в тебе… Я тоже… люблю… тебя. – Последние слова дались ему неимоверно тяжело, уж больно давно ему приходилось говорить их, настолько давно, что событие это стало казаться ему каким-то нереальным и даже, как будто, никогда не бывшим.
Они слились в нежном поцелуе всепрощения, превратившись в единую плоть, имеющую общую душу.
– Мариша, – наконец заставив себя оторваться от нее, прошептал Виктор, – мы с Анатолием Львовичем решили бежать. Прямо сейчас.
Неожиданно она заплакала. Такой реакции Колосов никак не ожидал.
– Я так хочу с тобой, – сквозь всхлипывания проговорила она. – Что же мне делать?
– Как – что? – не понял Виктор.
– А деньги? Я не смогу их сейчас забрать. Они сразу же что-то заподозрят. Жалко бросать. Ведь там три миллиона. Витя, подумай, как они могут нам помочь. А дети? Ведь нам же еще надо как-то устроить в жизни Вику и Мишу… Прямо не знаю, как поступить. Стыдно, да, что я такая меркантильная? – По ее прелестному лицу текли слезы.
– Ты как всегда права, моя милая, но я не могу задерживаться. Иначе Свирского снова упрячут под охрану. Сегодняшняя ночь для него – единственный шанс. Не плачь, – Он осушал ее слезы поцелуями. – Ты завтра пойдешь к Шатунову и потребуешь, чтобы тебя перевезли на правый берег, в город. А я обязательно найду в городе телефон и позвоню ему, и тоже потребую, чтобы он тебя отпустил. Илья не посмеет отказать, слишком многим он мне обязан. Сам постоянно твердит об этом.
– А если вас поймают? – засомневалась она.
– Не поймают. Я придумал хитрый ход, – с гордостью пояснил Виктор. – Мы поплывем не на правый берег, а на левый. Нас там искать никто не будет.
– Но как же мы встретимся? Ведь я совсем не знаю города, – испуганно спросила Марина.
– Ты помнишь ту пристань, к которой мы подъехали?
– Да.
– Завтра, в одиннадцать часов, я жду тебя на лестнице, ведущей к пристани. Хорошо?
Они снова поцеловались, на этот раз страстно и коротко.
– Все. Беги, – она оттолкнула его от себя, – иначе я не смогу от тебя оторваться и никуда тебя не отпущу.
Колосов сделал шаг назад, глядя на нее, потом решительно шагнул в кусты, растворившись в темноте. Марина постояла, некоторое время глядя ему вслед, а потом неспешно двинулась в сторону лужайки. Проходя сквозь веселящуюся, праздничную толпу, разглядела Шатунова с бокалом в руке, говорящего тост. Рядом с ним – носатый старик с густой седой шевелюрой. «Бр-р-р», – внутренне содрогнулась она. Марина поднялась к себе и, раздевшись, сразу прошла в ванную. Какое-то время понежилась под гидромассажем, потом после ванны долго и тщательно занималась волосами и кожей. Закутавшись в халат, устроилась на диване в гостиной, взяв в руки гламурный журнальчик, чтобы убить время. На часах было чуть больше двенадцати. «Нет, рано, – подумала она, – они еще не успели. Какая же все-таки скотина этот Шатунов. Использовать меня, как дешевую проститутку с Казанского вокзала. Это ж надо было додуматься подложить меня под этого мерзкого американского старикашку…»
Когда стрелки показали час ночи, она взяла трубку и набрала номер.
– Сл– лушаю, – ответил слегка заикающийся голос.
– Илюша, это Марина. Я уже у себя и жду тебя, – пропела она в трубку.
– А что так рано? – пьяно изумился голос. – А что у нас будет сегодня на десерт?
– Илюшенька, ты даже представить себе не можешь, какой замечательный десерт тебя сегодня ожидает.
– Д-да? В таком случае уже бегу. – В трубке раздался сигнал отбоя.
За те шесть дней, что Марина провела на острове, она успела занять вполне определенное и, как ей казалось, достаточно прочное положение в здешнем обществе, что и подтвердил сегодняшний прием. Другое дело, что Шатунов все же не в меру циничен, и в нем никогда нельзя быть уверенным до конца. Необходимо было стать для него чем-то большим, чем просто забавной сексуальной игрушкой. Один его фокус с Голдштейном чего стоит. Ей хотелось стать для него человеком, которому он чувствовал бы себя обязанным. Ну, хотя бы, как Колосову. Еще лучше – стать полезным. Партнером. Деловым партнером.
Дверь в комнату растворилась, пропуская пьяненького Илью Борисовича.
– Куколка, – пьяно захихикал он, – у меня предложение. Давай сразу начнем с десерта.
Путаясь в рукавах, он принялся сдирать с себя смокинг. Наконец, после нескольких безуспешных попыток, ему удалось стащить его с себя и швырнуть на пол.
– Ненавижу эту гадость, – брезгливо сказал он.
Марина поднялась с дивана ему навстречу.
– Ну, что ж. С десерта, так с десерта, – усмехнулась она. – Ты чем готов пожертвовать, чтобы спасти свой проект с вакциной?
На глазах трезвея, Илья Борисович замер в нелепой позе, глядя в упор на нее.
– Н-не понял, – медленно проговорил он.
– Твой проект под угрозой срыва, – повторила она. – У меня есть информация, которая может тебе помочь.
– Так… – Шатунов наклонился, поднял с пола смокинг и, встряхнув его, сказал: – Деловые разговоры пошли в кабинет разговаривать. Оденься, – бросил он, выходя из комнаты.
Когда Марина вошла в кабинет, Илья Борисович уже сидел за рабочим столом абсолютно трезвый, и только покрасневшие белки глаз напоминали о выпитом сегодня алкоголе.
– Чего ты хочешь? – жестко спросил он.
– Долю в бизнесе.
– Сколько?
– Десять процентов, – наобум ляпнула она.
– Ты с ума сошла. – Илья Борисович схватился за голову. – Ты даже себе представить не можешь, чего ты просишь. Максимум один процент. И то, я ручаюсь за свои полпроцента, а вторую половину еще надо согласовать с Голдштейном. Да и… Еще надо посмотреть, что у тебя за информация, и стоит ли она таких сумасшедших денег…
