— Отступников мы убиваем.
— Вы убили его?
— Разумеется.
В вагоне стояла тяжелая тишина.
Потом я спросил:
— А мы?.. Долго вы будете держать нас взаперти?
Йооп ответил:
— Пока не получим гарантий.
Не начинай Великого деяния, не запасясь средствами и уверенностью. Без средств и уверенности, Эл, ты только приблизишь себя к и без того неизбежной смерти, а это ля не поражение, Эл?
Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Почему я никак не мог выбросить из головы мыслей о Шеббсе? Только ли потому, что поезд торчал где-то в тех местах, где Шеббс потерял свои двести тысяч?
Я отчетливо представлял себе красный осенний лес, Шеббса в его вечном долгополом пальто; как он идет рядом с Джекки и старается поднять настроение приятеля. Они переходят вброд ручьи, они поднимаются на холм Мариан-Пойнт, ведь Шеббс приземлился где-то на его краю. А приземлившись там, он еще почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в лесу джип. В высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь, болели ноги, мерзко щемило сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией. Он знал, что солдаты вот-вот блокируют этот район. Он торопился. Он старался не оставлять следов. Он сжег парашюты, опрыскав их магниевым аэрозолем. Обгоревшие металлические пряжки он закопал в земле. На крутой скале, надежно укрытой внизу деревьями, он оставил несколько только ему понятных знаков, чтобы легче было вести поиски позже. Позывные джипа били его по барабанным перепонкам, торопили его, зато сигналы, исходившие от передатчика, спрятанного в мешке с деньгами, становились все слабее.
Спустившись по склону полого холма, Шеббс вошел в реку. Ледяная вода усмирила боль в ногах, часа через три он сумел выйти на развилку дорог, обозначенную на карте как Дэдмонз-Галч. Здесь сигналы джипа усилились. Думаю, нелегко было Шеббсу отказаться от немедленных поисков, но он проявил волю и здравый смысл. Главное сейчас было унести ноги.
Взорвав джип, он еще пару суток пробирался на Средний Запад, где, наконец, разыскал знакомого врача, поставившего его на ноги.
Только под осень Шеббс двинулся на поиски денег. С ним был Джекки. Он видел, что Шеббс полол веры в успех, но, к сожалению, батареи передатчика, вложенного в пластиковый мешок с деньгами, давно сдохли. Шеббс и Джекки искали наугад и искали безрезультатно.
Впрочем, Джекки посмеивался. Он не чувствовал себя проигравшим, ведь он собирался окупить пережитое доходами от будущей книги, но Шеббса его настроение раздражало. Однажды, проснувшись, Джекки не нашел Шеббса в палатке. Не было его и в лесу. Ушел ли он, обозлившись на приятеля, оставил ли поиски, разочаровавшись, или, напротив, решил продолжать поиски в одиночестве — этого Джекки так уже никогда и не узнал.
Не думаю, что Шеббсу повезло. Двадцатидолларовые купюры, номера которых, естественно, были зарегистрированы банком, на рынке так ни разу и не всплыли. А где-то через год, играя на берегу реки Колумбия, довольно далеко от того места, где предположительно выпрыгнул из самолета Шеббс, некий восьмилетний Брайан Ингрэм случайно наткнулся в песке на пачку долларов. Уголки купюр были сглажены; недалеко, ниже по течению, были найдены еще две пачки двадцатидолларовых купюр, перетянутые сопревшей резинкой. Но, как установил Джек Берримен, и эти купюры не являлись частью тех, что в свое время были выданы Шеббсу…
— «Видел я все дела, что делаются под солнцем, и вот — все это тщета и ловля ветра…»
Ловля ветра.
Я перевел дыхание.
Пять суток, проведенные в душном вагоне, давали о себе знать… Даже Йооп уже почти не улыбался, а два резвых пенсионера из Спрингз-6 давно забросили свои самодельные карты. Кто-то садился под взрывное устройство, кто-то дремал, кто-то мрачно молчал, уставившись невидящими глазами в пространство — ничто никого не трогало.
Одна деталь, впрочем, действовала успокаивающе — от расстрелов малайцы отказались. Видимо, их переговоры все же двигались в нужном направлении. Однажды нам даже выдали хлеб и копченую колбасу, явно полученную из армейских запасов.
— Как там в Амстердаме? — спросил я Йоопа, когда он вновь появился в вагоне.
Я спрашивал не столько ради самих новостей, сколько ради Шеббса, которого опять привязали к взрывному устройству, я боялся случайностей. Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в это дело. Я усмехнулся, слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо. Патриоты Южных Молукк близки к успеху. Главное сделано: мир узнал наконец о судьбе молуккских патриотов, мир с волнением следит за их действиями. Близко время, когда Южными Молукками начнут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а сами молуккцы.
Свобода!
Я усмехнулся.
Во всей этой истории больше всего меня забавлял один достаточно неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы, коричневым братцам пришлось почему-то расстреливать жителей далекого бобрового штата, никогда не интересовавшихся их островами.
Ну да, усмехнулся я. Мыло для нечистой совести еще не изобретено. Не все ли равно, на чьей крови, на чьих костях строится свобода? Лишь бы была крепкой!.. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий думали не о той же свободе? Правда, Цезаря убили сами римляне, им видней… Однако тот же Юлий Цезарь, не задумываясь, умертвил вождя готов Верцингетерикса… Чего не сделаешь во имя свободы?..
— «И вот — все это тщета и ловля ветра…»
Ловля ветра.
Я прислушался.
— «Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…»
Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного к взрывному устройству.
Походил ли он на Шеббса? Несомненно. Был ли он Шеббсом? Я сомневался. А он, перехватив мой взгляд, медлительно улыбнулся:
— Учитесь терпеть. Нет ничего такого, что не имело бы конца.
Мог бы так сказать Шеббс?
— Взгляните на малайцев, — все так же медлительно проговорил мой сосед. — Мне кажется, что-то произошло. Они явно к чему-то готовятся.
— Вы понимаете по-малайски?
— Нет. Но я многое чувствую.
Чувствую… Он произнес это странно… Ни улыбки, ни усмешки не было на его длинном невыразительном лице. И вдруг я с пронзительной ясностью представил его не в душном вагоне, а в огромной прокопченной лаборатории. Стоя на фоне черного вытяжного шкафа, на фоне многочисленных полок с загадочными ретортами, он вытягивал длинные руки над пылающим в очаге огнем и медленно бормотал слова магических заклинаний.
