Последнее заявление ввергло Тимшу в полное расстройство — разве дело незнакомой девчонке с мужским исподним возиться? Тем паче такой красивой…
— Я бы и сам… — буркнул он, но Нияз уже не слушал.
— Эй, дочь! — повелительно рявкнул он. — Неси одежду мужчине!
Диляра появилась буквально через пару секунд. Стопку отстиранной, высушенной и заштопанной одежды она подала на вытянутых руках, склонившись и пряча глаза.
«Еще бы на колени встала!» Чувство неловкости превысило все возможные пределы.
— Ты это… выйди, — прикрывая грубостью смущение буркнул Тимша. — Я одеваться буду.
Девушка запунцовела, краска сползла на точеную шейку, затем на розовеющие сквозь ажурную ткань плечи…
— Иди, иди! — поддержал Тимшу Нияз. — Не до тебя парню.
Девушка исчезла так же бесшумно, как и возникла.
«Не до тебя… Скажет тоже!» Глаза, независимо от разума, провожали небесное видение. Даже сквозь занавес посмотреть пробовали… «Все… ушла…»
Тимша недоуменно посмотрел на забытую одежду.
«Ах да… мое барахло…»
Под обвивавшим чресла полотенцем, к несказанному тимшиному облегчению, отыскались трусы. «Ну, хоть голым задом не сверкал», — хмыкнул Шабанов, одеваясь.
Нияз, тем временем, подошел к забытому кофейнику, поднес к губам чашку.
— Савсэм кофе остыл, — сообщил он. — Скажу Диляре, другой заваривать нада.
«Еще и кофе!» Шабанов представил, как усядется рядом с Дилярой… кровь моментально взбурлила.
«Да что это со мной? — расстроенно подумал он. — Словно девки живой никогда не видывал». Перед внутренним взором стремительно пронеслись образы умбских девиц, жестковато-холодная улыбка Лары, наивно распахнутые глаза Оли… «Таких не видывал… — честно признал Тимша. — О таких песни поют, из-за них царства рушат! Й-эх! Лучше бы и не встречал — не по Сеньке шапка… и неча душу травить!»
— Не хочу я кофе, — ответил он готовому позвать дочь Ниязу. — Ждут меня, опаздываю уж.
— Нет, так нет, — согласился Нияз. — Другой раз пить будем. С коньяком. Знаешь, какой у меня коньяк есть? Настоящий «Юбилейный»! Брат в гости приезжал — бочонок привез.
«Это что, шутка?» Тимша подозрительно глянул на Нияза — смуглая физиономия светилась неподдельным энтузиазмом.
— Видно будет… — неопределенно пробормотал Шабанов. Ты вроде подвезти обещал? Я ведь и на автобусе могу…
— Э-э, автобус-мавтобус! — Нияз похоже обиделся. — Какой-такой автобус? Хочешь ехать? Поехали!
Город за стеклами салона жил, будто ничего не произошло — деловито сновали прохожие, гудели моторами лезущие в крутой подъем троллейбусы… кучковались в подворотнях наркоманы, лихо «зажигали» детишки нуворишей, бесчинствовали отморозки.
— Слушай, Нияз, — решился задать Шабанов давно мучавший его вопрос. — Ты не обижайся, я не обидеть, понять хочу: почему ты меня домой повез? Я ж тебе не брат, не сват, не земляк. Другой на твоем месте и ждать не стал: рванул бы, только и видели!
Южанин с ответом не спешил. Лишь пальцы вминались в кожаную оплетку руля, да сощурились, как от встречного ветра, глаза.
— Я по-твоему савсэм нэ мужчина, да? — сквозь зубы прошипел Нияз наконец. — Ты мне как тогда сказал? «Ты здесь сиди, русский с русскими говорить будет». Я сидел, разговор ждал, а ты за мэня убивать стал. Хорошо убивал — быстро, я выйти нэ успел, все кончилось.
Нияз замолк, снова переживая недавние события. Стрелка спидометра медленно ползла к восьмидесяти.
— Уехать?.. Как уехать? — продолжил Нияз горячась. — Уехал, и не человек я тогда — шакал! Как женам в глаза смотреть? Дочери?
Взвыл мотор, «жигуленок» втиснулся в левый ряд. Серебристый «мерседес» испуганно шарахнулся в сторону, сидевшая за рулем дама что-то неслышно прокричала. Холеное лицо исказила злобная гримаса. Вслед Ниязу возмущенно мигнули фары.
— Ты за меня кровь лил, побратимом стал… — сказал Нияз тихо. — Отныне и до смерти.
«Эвон как…» Тимша вспомнил, куда они едут, почувствовал себя неуютно. Словно ему душу открыли, а он… грязными сапогами…
— Я ведь к скинхедам еду, — буркнул он. — Мы твоих земляков гоняем.
Нияз безразлично пожал плечами.
— Я испугаться должен? — желчно спросил он. — Правильно гоняете. Разве, в Россию одни честные ехали? Половина — жулье и воры. Их в Азербайджане гоняли — они здесь спрятались. А что и честным достается — сами виноваты, зачэм дерьмо рядом с собой терпим?
Шабанов оторопело воззрился на собеседника — всерьез говорит, или побратима новоявленного обидеть не хочет? Нияз не отрывал взгляда от дороги, на лице ни единой эмоции.
«А Игорю все равно — сутенерчик Ашот или тралмейстер Нияз. Нерусь? Мочить! … И Лариса такая же…» Последняя мысль царапнула, словно ржавым напильником по стеклу. Тимша поежился.
— Замерз, э? — тут же встрепенулся Нияз. — Сейчас, оборотов печке добавлю, согреешся.
Рука двинула рычажок на панели.
— Много крови вытекло, патаму мерзнешь, — пояснил Нияз. — Так всэгда бывает.
Шабанов непроизвольно пощупал распоротый бандитским ножом бок. Рану противно дергало, словно под кожей завелись черви и теперь дружно буравили норки.
— Я тебэ анэстэтик вколол, — невозмутимо бросил Нияз. — Сильно болеть не будэт.
Позади остался кинотеатр «Мурманск», автомобиль свернул налево, углубился в лабиринт девятиэтажек. Тимша автоматически подсказывал, куда сворачивать, мысли же занимало другое:
«Тех ли вообще лупцуем? Не басурмане по тротуару за людьми гонялись, и не они водителей на дороге «стригут»… хотя нерусей в криминале тоже более чем… Надо бы по-другому агнцев от козлищ отделять…»
— Здесь останови, дальше я пешком, — опомнился он, когда машина едва не проехала мимо знакомого дома.
Нияз подрулил к обочине, заглушил мотор. Молча. Шабанов тоже не знал, что нужно сказать — предлагать деньги казалось глупым, поблагодарить и уйти? Как же тогда побратимство? Вот же незадача… С другой стороны, а оно ему надо? Нияз-то вдвое старше, какой из него брат? И вообще, что это такое южное побратимство?
— Диляра через две недели замуж выходит, — неожиданно улыбнувшись сказал Нияз. — Без побратима какая свадьба? Обязательно тебя ждать буду. Самый почетный гость! Восемнадцатого числа в три часа дня роспись. Не придешь — свадьбу отменю, так и знай! Ты же не хочешь, чтобы Диляра плакала?
Успевшая намерзнуть в душе льдина мгновенно растаяла.
— Не хочу, — искренне ответил Шабанов. — Гурии плакать не должны. Никогда!
Ниязи протянул руку, широкая мозолистая ладонь еще помнила басовое гудение натянутых траловых тросов.
