полмиллиона свитков. Тем не менее ученикам Гипатии удалось вынести и спасти от пожара много произведений.
Кирилл, заподозрив евреев в участии в этой спасательной операции, изгнал их всех из города.
Оставив своих друзей в Сорбонне, Мелисса и Рене шагают к станции метро и разговаривают. Рене приглашает Мелиссу поужинать у него на барже, и она соглашается.
Прежде чем начать готовить ужин, Рене просит ее немного потерпеть. Уж слишком ему хочется совершить еще одну регрессию, чтобы добыть больше сведений о пророчестве.
К удивлению Мелиссы, он закрывается в туалете. Даже у себя дома он лучше всего чувствует себя в этой тесной кабинке, где можно запереться на ключ, никого не шокируя.
Чтобы не скучать в гостиной, она читает на своем телефоне историю Сорбонны. Наконец до ее слуха доносится звук спускаемой воды. Рене возвращается.
– Их ждет смерть, – сообщает он.
Внимательно глядя на него, Мелисса говорит:
– Я хочу еще раз попробовать регрессивный гипноз. Из неудачи в самолете еще не следует, что для меня это невозможно. Если разобраться, то все мои начинания сначала были неуспешными.
Мелисса покидает кресло и расхаживает по гостиной, явно что-то разыскивая.
– Я не умею расслабляться, но думаю, я нашла решение своей проблемы.
– Какое?
– Алкоголь. Небольшая доза – вот лучший способ расслабления.
– Ты шутишь?
– Если я правильно поняла, надо с самого начала обращать внимание на все, что связано с пчелами?
Мелисса останавливается у этажерки. На полке стоит бутылочка с гидромелем. Она берет ее и проводит пальцем по золоченой этикетке с пчелой.
– Говоришь, это напиток иерусалимских крестоносцев?
– Это подарок моих друзей из Бретани. Я вообще забыл о его существовании, даже не открывал.
Мелисса читает надпись на этикетке.
– Это первый алкогольный напиток в человеческой истории! Его употребляли еще при неолите, десять тысяч лет назад.
Рене берет у нее бутылочку.
– Пятнадцать градусов! Смотри, захмелеешь.
– Я не против, – отвечает Мелисса.
– Зато я против. В гипнозе соблюдается жесткое правило: употребил действующее на психику снадобье – значит, сеанса не будет. Это спутывает мысли.
– Любой яд может служить лекарством, все зависит от дозировки и от конкретной ситуации при его использовании.
– Даже цикута?
– Даже она. Когда-то это был страшнейший яд, но в наши дни ее применяют в слабых дозах для лечения болезни Паркинсона, астмы и коклюша.
– Ну, раз так… – уступает Рене.
Он откупоривает бутылочку, наливает золотистую жидкость в рюмочку и протягивает ей. Она вдыхает аромат, потом залпом опрокидывает рюмку.
– Повторить! – требует Мелисса без всякой паузы.
Он наливает еще.
– Вот теперь я готова, – заявляет она, выпив.
Она растягивается на диване в глубине гостиной, он садится на стул рядом с ней.
– Закрой глаза, глубоко дыши. Чувствуешь онемение, распространяющееся от пальцев ног? Оно доходит до колен, до живота, немеют руки, плечи…
Он дожидается, пока у нее заметно расслабятся руки.
– Все твое тело превратилось в тяжелый предмет на диване.
Она старается расслабиться как можно полнее.
– Теперь представь лестницу с пятью ступеньками. Спускайся по ней. Внизу дверь в твое бессознательное. Держи ключ от ее замка. Вставь его в скважину, поверни. Если не получается, вынь ключ и поднимись по лестнице. Если дверь откроется, можешь войти.
Мелисса молча следует инструкции.
– …Дверь отпирается…
Она улыбается, не открывая глаз, но явно испытывая облегчение от того, что препятствие преодолено.
– Теперь представь коридор с пронумерованными дверями в твои прошлые жизни.
– Готово!
– На что похож этот коридор?
– Пол, стены и потолок красные, двери розовые, цифры белые. На ближней двери цифра 201.
Ее душа древнее моей.
– Теперь сформулируй пожелание, какую жизнь ты хочешь посетить.
– Хочу оказаться в той жизни, в которой была ближе всего к пророчеству…
– Тогда следи внимательно, от одной из дверей начнет исходить свечение.
Проходит полминуты, и она радуется:
– Дверь номер 30!
– Иди туда. Отопри эту дверь ключом. Скажи, получилось или нет.
Вскоре она отвечает:
– Получилось.
– Переступи через порог.
– Готово.
– Ты в тумане. Но он рассеется, и ты увидишь себя в той жизни. Посмотри на свои руки: какого цвета у тебя кожа, какого ты пола, сколько тебе лет?
– Я – белый мужчина лет сорока пяти. На пальце у меня кольцо. Рукава какие-то средневековые, шикарный вид. Мужчина богат.
– Разгони туман и оглядись. Три вопроса: день или ночь, в помещении ты или на воздухе, одна или с другими людьми?
– Я одна. Вижу в окно, что на дворе день, но сама нахожусь в холодной комнате с каменными стенами. Стою на четвереньках над какой-то дырой…
– Что за дыра?
– Вроде маленького иллюминатора, но в полу… Я наблюдаю в него, что там, внизу, оставаясь невидимой.
– И что там?
– Мужчина и женщина в тюремной камере, освещенные узким солнечным лучом.
Клотильда высыпает содержимое черного мешочка в кружку, наливает туда воду, перемешивает порошок до полного растворения. Получается серая жижа с перечным запахом.
Она протягивает кружку Эврару. Тот пьет мелкими осторожными глотками. Горечь такая, что он еле сдерживает тошноту, тем не менее глотает, потом отдает кружку Клотильде. Та выпивает остаток одним глотком.
– Ты боишься умереть? – спрашивает он.
Она пожимает плечами.
– Лучше такая смерть, чем пытки. И потом, смерть – это не так уж важно.
– А я боюсь, притом что умение достойно встретить этот момент – часть учения тамплиеров. У нас говорят: когда гусеница видит, что ей настает конец, она превращается в бабочку.
Клотильда с улыбкой наблюдает за Эвраром.
– Я сполна воспользовалась этим телом, мне нравилась эта жизнь, – говорит она. – Теперь с этим покончено, моя душа готова продолжить свой путь во времени и в пространстве.
Немного помолчав, она ласково добавляет:
– Все, чего я желаю, – это обрести в следующей жизни тебя.
– Мне тоже этого хочется, – бормочет Эврар, глядя Клотильде в глаза.
Оба заключенных не догадываются, что сверху за ними наблюдают.
– Как я тебя узнаю? – спрашивает Эврар.
– Ты говорил о гусеницах, превращающихся в бабочек… Вот и будем друг друга узнавать по этому насекомому.
– У меня есть предложение получше – пчелы. Мы так старались сберечь пророчество, носящее их имя! Будем надеяться, что пчела и дальше послужит нам проводником.
– Жжжж? – ласково подражает она жужжанию пчелы.
– Жжжж! – подтверждает он.
После этого они опускаются на тюфяк посреди своей холодной камеры, обнимаются и любят друг друга. Обоим кажется, что их внутренний жар согревает это угрюмое место.
Оба раскалены, в обоих нарастает наслаждение и странная энергия. Их тела сливаются и светятся. Эрос и Танатос.
Они дружно издают предобморочный крик, превращающийся в последний выдох.
