Остановившись на пороге, ведьма молча уставилась на Большого Марва. Пес устало лег у ее ног.
– Добрый вечер, – улыбнулся Большой Марв, поигрывая топором. – Вы не меня ищите?
Феликса обдумала ответ.
– Хорошо выглядишь, – сказала она. – Придется начинать сначала.
Ее слова поставили Краузе в тупик.
– Простите? – переспросил он.
– Не бери в голову. Бессмысленно и бесполезно.
– Э… Я чем-нибудь могу помочь?
– Если ты упадешь замертво, я буду премного обязана.
Большой Марв опешил.
– В смысле?
– В прямом. Мне нужно тебя уничтожить, а любое дело я довожу до конца. Ничего не поделаешь – такие условия.
– Что за чушь! – Краузе смерил взглядом сумасшедшую. – Знаете что, дамочка, шли бы вы лучше домой, спать. Отдохните и проветрите мозги. А то, как я погляжу, у вас ум за разум заходит.
Несмотря на пламенную речь, ему стало жутковато. Он смотрел в худое лицо старухи и видел, что она совсем не шутит. Нужно уничтожить? В ее взгляде ненависти он не заметил – только холодный расчет и уверенность в собственных силах. Но от этого стало куда как страшнее.
– Я вам что-то сделал? – не выдержал Большой Марв.
– Ничего личного, – заверила его ведьма. – Обычная сделка. Вы стали проблемой, я могу от нее избавить – все просто. Я приняла условия и тем обязалась их выполнить.
– Консорциум? – Большой Марв расправил плечи. – Ясно… Вот что, пошла вон отсюда.
Он грозно взмахнул топором.
– И что? – язвительно спросила Феликса. – Ударишь женщину?
Она выпрямилась, уперев руки в бока; тонкая линия губ чуть дрожала. Ветер развязал узел на затылке, и волосы извивались, точно змеи на голове Горгоны. Краузе отвел взгляд – на всякий случай.
– Ну? – усмехнулась ведьма.
Вот зараза. Знает же, что не ударит. Большой Марв опустил топор.
– Вот так-то, – сказала Феликса.
Она прошла к дереву и подергала за лестницу.
– Я найду там твои фотографии? Или не стоит себя утруждать?
– Ведьма… – процедил Большой Марв.
Феликса повернулась.
– И что теперь? Обольешь меня бензином и подожжешь? – она усмехнулась. – А от воды, как видишь, я не растворяюсь.
Зарычав, Большой Марв, с размаху метнул топор в сплетение ветвей у нее над головой. Феликса не вздрогнула.
– Очень страшно, – равнодушно заметила она. – Ничего не выйдет. Я ведьма, и умереть могу только как ведьма. Даже не пытайся.
Она вступила на первую ступеньку лестницы. Что-то оглушительно треснуло, а потом раздался громкий звон цепей на блоках. Трейлер накренился и неожиданно обрушился вниз. Прямо на голову старухи.
Феликса не успела крикнуть; а может, и крикнула, но голос заглушил отвратительный хруст.
Не в силах справиться с дрожью в руках, Краузе шагнул к домику. В горле застыл ком, мешая дышать. Сдавленные хрипы все же прорывались, но звучали неестественно жутко. Голова закружилась, и Большой Марв схватился за стену.
Тело Феликсы полностью осталось под трейлером. Выглядывал лишь подол длинной юбки да нога в красном башмаке. И темная блестящая лужа.
Все же было прочно закреплено… Неужели он, бросив топор, перерубил опорную ветвь? Или полюс довел до конца еще одну историю…
– Однако, – тихо сказал Большой Марв. – Бедняга…
Из темноты неслышно выступил белый бультерьер. Тяжелая голова почти волочилась по земле, псу стоило огромных усилий ее удерживать. Но глаза сверкали. Плюхнувшись на землю рядом с хозяйкой, он глухо зарычал, скаля клыки. Краузе отпрянул.
– Уходи… – сказал бультерьер. – Здесь все кончено.
Положив голову на ногу хозяйки, он закрыл глаза.
Краузе попятился, не сводя глаз с говорящей собаки.
– Поехали отсюда, – раздалось за спиной.
– А?! – Большой Марв развернулся в прыжке и уставился на Гаспара.
Тот выкатил мотоцикл из гаража. По черепу-украшению стекали потоки воды, словно мотоцикл оплакивал судьбу ведьмы. Жуткая картина. Большой Марв вздрогнул и пообещал себе, что если выберется из этой передряги, то украсит машину яркими цветочками и гипсовыми ежиками из коллекции Николь. Зато по-доброму.
– Надо спешить, – сказал Гаспар.
– Наткет! – настойчивый голос пробивался сквозь липкую пелену забытья. – Наткет, очнись…
Наткет решил не обращать на него внимания. Зачем? В мире розовых пятен было тепло и уютно. Мозг начисто забыл о необходимости думать, оценивать и принимать решения – так было легче и спокойнее. А главное – не чувствовалась тупая боль, укутавшая все тело. Не утруждая себя стоном в ответ на призывы, он еще глубже нырнул в колышущийся розовый мир.
Его с силой толкнули под ребра, грубо возвращая к реальности.
– Если ты умрешь, я тебя убью. – Голос срывался.
Несколько сбитый с толку и все же напуганный столь нелогичной угрозой, Наткет открыл глаза. В то же мгновение в тело словно вонзились сотни раскаленных игл. Он дернулся, но в кожу впились веревки, туго стянувшие запястья и лодыжки.
– Жив… – Голос прозвучал прямо под ухом, раздражающе радостный для его состояния.
Наткет не рискнул пошевелиться, дабы хоть немного задержать новые волны боли, и не видел причин чему-либо радоваться. Перед глазами был лишь крошечный кусочек земляного пола, посыпанного сырыми опилками, – слишком мало, чтобы восстановить цельную картину, но большего ему и не хотелось. Он старательно изучал неприметные дорожки, проложенные жуками, но даже не пытался найти смысл в этих письменах.
– Наткет, ты… – его снова толкнули. Не сильно, но он все равно вскрикнул. Почему нельзя оставить его в покое? Кое-как он повернулся и прямо перед носом увидел свое отражение во влажных глазах Николь. Несмотря на разбитые кровоточащие губы, он улыбнулся.
– Привет, – лучшей шутки в голову не пришло.
Девушка всхлипнула.
– Спасибо, что зашел, – сказала Николь. – Жаль, что все так кончилось.
– Жаль, – согласился Наткет. – Только пока не кончилось. Не умирай раньше смерти.
Николь отстранилась, хотя все равно их разделяли считанные сантиметры.
– Помнишь… Когда ты уехал. С тех пор ты сильно изменился.
– Правда? – усмехнулся Наткет. – Прибавилось синяков?
Николь улыбнулась.
– Научился не убегать. Я ведь знала, что в тот вечер ты был в канаве и все видел…
– Да? – Наткет совсем не удивился. – Я так и подумал.
– Три часа ждать, когда ты вылезешь и хоть что-нибудь сделаешь… С твоей стороны это, пожалуй, слишком жестоко. Между прочим, было холодно.
– С твоей стороны было глупо это подстраивать.
– Глупо, – согласилась Николь. – Но тогда все думали глупостями. Что поделаешь – возраст. Я тут подумала… ну, у меня было достаточно времени…
