В новом опрятном, уютном номере со всеми удобствами было даже радио. Включив его и покрутив ручку настройки, Вячеслав Болеславович наткнулся на русскую речь. Но это была не Москва, а Мюнхен. Радиостанция «Свобода», которую он часто слушал, несмотря на глушилки в своей московской квартире.
Сейчас услышав знакомые интонации, он хлопнул себя по лбу, переходившему в начинающуюся лысину:
— Как же я не вспомнил о радиостанции «Свобода»! — громко по-русски воскликнул он.
Нужный телефон был в телефонной книге, и по работающему в номере телефону (не то, что в «доме свиданий») Бойтаковский сразу же договорился о встрече с главным редактором господином Тумановым.
В этот же день он был принят благорасположенным бородатым человеком, который знал Бойтаковского по его книгам. Наметили ряд передач, в которых прозвучат отрывки из книг Бойтаковского с комментариями самого автора.
— Но должен предупредить вас, Вячеслав Болеславович, что мы рассчитываем на ваши беседы и в других передачах по актуальным вопросам современности. С оплатой проблем не будет. Нас финансирует конгресс США.
Бойтаковский был несколько озадачен. Он хотел познакомить мир со своими книгами, посредством которых он боролся за общечеловеческие права и свободу мысли, а рассуждать на актуальные темы современности, особенно под контролем американского конгресса, в его планы не входило.
Туманов с улыбкой выписал ему чек за предстоящие передачи по отрывкам книг, оставив взамен все книги у себя для подборки материала, расспросил Вячеслава Болеславовича, как он устроился, и отсоветовал жить в дорогой гостинице, дав адреса недорогих, но удобных и приличных квартир.
Бойтаковский вдруг почувствовал себя в этом чужом городе вовсе не одиноким, тем более что главный редактор послал проводить его одного из своих сотрудников, фамилию и голос которого Бойтаковский знал по прослушанным ранее передачам, некоего господина Якобсона.
Его провожатый охотно рассказывал о Мюнхене о немцах, об особенностях жизни в Германии…
Комната у строгой и аккуратной пожилой хозяйки вполне устроила Бойтаковского, и он тотчас перевез туда свои вещи с помощью все того же благожелательного Якобсона, который посоветовал Вячеславу Болеславовичу обзавестись собственным автомобилем.
Бойтаковский справился о цене и подумал, что не скоро сможет воспользоваться этим советом.
Но жизнь ему теперь представлялась намного оптимистичнее. Сотрудничество с радиостанцией «Свобода» открывало ему двери в издательства, о которых он раньше даже и не подозревал. Впереди вырисовывалась заманчивая перспектива.
…Спустя год Бойтаковский узнал, что его деятельность на радиостанции не осталась не замеченной на родине и он лишен гражданства СССР.
К этому времени он уже не снимал комнату у старой фрау, купил себе вполне уютную небольшую квартиру и автомобиль.
Понемногу он влился в тихий, аккуратный, педантичный немецкий мир Мюнхена. И когда проезжал мимо пивной, где начиналось нацистское движение и где Гитлер делал свою политическую карьеру, ему не верилось, что в таком приличном городе могло происходить такое.
На радиостанции «Свобода» дела шли успешно, но не без неприятностей; исчез Туманов. Его разыскивали много дней, пока он не объявился не где-нибудь, а в СССР, оттуда публично разоблачал свою недавнюю деятельность на радиостанции «Свобода», раскрыв ее связь с ЦРУ и финансовую зависимость от конгресса США.
Эта история с Тумановым сильно поразила Бойтаковского. Он дал выход своему негодованию, опубликовав повесть о триумфальном возвращении писателя на родину, в Россию, представляя ее страной абсурда, а действия руководителей — вершиной глупости.
Повесть имела успех, а Бойтаковский после ее опубликования стал еще более неприемлемым для своей бывшей родины. Но на радиостанции даже восхищались его творением.
— Я поражаюсь вашему язвительному таланту! — восторженно говорил Якобсон. — Те, кто будут слушать главы из вашей повести, умрут от хохота! Четко подмечено — «страна абсурда»! Я бы присудил вам Нобелевскую премию.
Нобелевской премии Бойтаковскому, конечно, не присудили, а в России за это время произошли невероятные события и коренные перемены. Распался СССР, а за ним и основная политическая платформа страны — коммунистическая партия. Взоры всего мира были прикованы к преобразованиям, происходящим в СНГ и республиках отделившихся от Союза.
Радиостанция «Свобода» в связи с этими событиями заняла продемократические позиции. Якобсон встретив Бойтаковского в редакции, пригласил его в свой кабинет. После исчезновения Туманова он занял место главного редактора.
— Вот так, Слава! Теперь придется вам по-иному «славить». Холодная война кончилась, и мы должны перестроиться по примеру нашей бывшей родины. Теперь наш курс не на разоблачение тоталитарного коммунистического режима, а на поддержку новой российской демократии и перехода к рыночной экономике. Вы представляете, как и о чем теперь будет вещать наш эфир?
— Еще не вполне, но я всегда боролся за свободу слова, а в душе был демократом, за что и выслан из Союза и даже лишен гражданства.
Вскоре Якобсон Юрий Моисеевич позвонил Бойтаковскому и сообщил:
— Поздравляю, Слава! Новое российское руководство вернуло всем эмигрантам гражданство. Пора нам подумать о «триумфальном», как в вашей повести звучало, возвращении на родину.
— А вы? — робко спросил Бойтаковский, почувствовав некоторую иронию в его словах.
— У нас в Москве будет свое представительство, но пока позволят средства, будем жить здесь, хотя Прага предлагает нам свое покровительство и предоставляет даже здание бывшего парламента. Тоже неплохо!
Бойтаковский крепко задумался. Он негодовал сам на себя за свою нерешительность, за мучающую ностальгию по кривым улочкам московского центра, уцелевшим церквушкам и подмосковным лесам. И все это сочеталось с уже сложившейся привязанностью к его уютной мюнхенской квартирке, устоявшемуся бюргеровскому быту, автомобилю, издательским связям и отношениям. А что может теперь ожидать его в Москве, представленной в повести «страной абсурда»? Вряд ли возвращение на родину для него будет триумфальным…
Но величайшим абсурдом, может быть, было то, что встречу его по приезде в Москву можно было бы считать вполне триумфальной. Его встречали на аэродроме представители даже не одного, а сразу нескольких Союзов писателей, на которые распался бывший, в свое время исключивший Бойтаковского из своих членов. Новые писательские вожди наперебой предлагали ему восстановиться именно у них.
Поднимаясь по мраморной лестнице все того же, так памятного ему здания, Бойтаковский не смог отказать себе в озорстве и, поравнявшись с мраморной скульптурой нагой женщины, к удивлению сопровождающих его писателей, протянул руку и погладил голое бедро статуи, как поступил когда-то с продажной девкой в дешевом мюнхенском отеле, отплатив этим торжествующим жестом за свое «изгнание» отсюда. Заботами новых писательских вождей ему была предоставлена квартира в доме одного из Арбатских переулков.
