Трудно с вами спорить — с не читавшими Евангелие. Вы ведь если и читали, то с точки зрения научного критического анализа. А читать надо было не только умом, но и душой. Духом. Да и анализ у вас был не критический, да он и не анализ вообще… По принципу: я не читал, но по существу вопроса могу сказать следующее…
Но прости, прости… Ты прочитал. Из друга ты стал мне братом. Но вопросов и сомнений у тебя ещё прибавится. Ты снова вернёшься к своему поиску источников добра и зла. Теперь тебе трудно будет понять — откуда взялось зло, если Бог — это Любовь, если Он благ, если Он напитывает творение добром. И снова будет опасность скатиться в манихейство или застыть в теодицее. Оставь ты этих Лейбницев и Гольбахов на их сковородках. А Вольтера в его котле. Куда им против неграмотного нашего батюшки Серафима, называвшего себя убогим. Убогим, чуешь? У Бога…
И не повторяй за Иваном Карамазовым: «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, Им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять», — потому что ты, Миша, умнее. Был бы глупее, я бы с тобой разговаривать не стал. Детский это вопрос, почему Бог попускает быть злу, и задают его те, кому то самое зло оправдать хочется, как и собственные грехи. Это в нашей природе: сам сидишь в грязи, мазни другого. И добро можно сделать так, что оно обратится злом. И благими намерениями, сам знаешь, куда дорога вымощена.
С моей гробокопательской точки зрения, всё просто. Зло — не сущее. Зло — приобретаемое качество. Качество, от которого мы не можем избавиться со времён прародителей. Если приводить пример с миром неодушевлённым, то, скажем, так: лежит кирпич, его можно положить в фундамент дома, а можно взять и обрушить на голову человека. Улавливаешь? Но ты скажешь — вернись к живому. Вернусь к человеку. Наглядным примером я бы назвал жизнь младенца. Да и Христос говорил: будьте как дети. Потому как младенцы ещё не обрели целиком этого качества! Вкуса его не знают. Пользоваться им со всеми нашими ухищрениями и самооправданиями не умеют.
Источником этого качества является в основном гордыня. Что ещё? Зависть и недостаток смирения. Как у нас с тобой. Странный мы народ: нам показали дорогу к Свету, а мы начинаем искать источник темноты. Ну что ж, хорошо, ищем. Везде ищем. Только не внутри себя. И меряем мы всё своим маленьким человеческим мерилом, своей коротенькой жизнью. И не ропщем, а кричим с упрёком в небо: а почему у нас тут младенцы умирают?! Ась?! И никогда не поймём со своей материалистической кочки, что лучше для младенца: успеть нагрешить, как мы, или пополнить число близких Богу?
Нет, я тебе не говорю, чтоб ты перестал мыслить. Но ты вспомни, как ты уравнял добро со злом и что с тобой было. Ницше своего любимого вспомни. Сумасшедшему путь назад заказан. Можешь представить себе покаяние умалишённого? То-то же.
И всё же проще вторить Сократу: я знаю, что я ничего не знаю… Но есть те, кто и этого не знает.
В последнее время всё труднее было говорить с людьми о Боге. Они были не просто слепыми и глухими, они отвергали Его. Земля превращалась в детдом. Нет, в интернат для сложных подростков. Безотцовщина. Точно так же, как бытие Божие было очевидным для меня, для них было очевидным его отсутствие. И вся эта огромная машина пропаганды, льющая грязь в небо…
И всё равно нужно было любить людей… Я так и не научился. Я, наверное, больше их жалел. Сколько любви помещается в жалости? Можно ли назвать жалость частью милосердия? Я и на кладбище пошёл жить и работать, чтобы научиться любить людей…
Помнишь, Миш, ты у меня спрашивал, что произошло с китайцами? Всё забывал тебе рассказать. На Алтае мне рассказывали такую то ли легенду, то ли историю… К главному китайскому генералу пришёл русский монах-старец. Пришёл с упреждением. «Вы, — говорит, — из-за того, что вашей земли стало меньше, решили пойти на Россию, взять то, что вашим никогда не было. Так вот, знайте: придёте как враги, умрём все, но не сдадимся, придёте как православные христиане, встретим как братьев в беде и поделимся всем, даже последним. Христос приходил спасти не только Иерусалим, не только нас, но и вас…» Говорят, генерал попросил, чтобы старец пересказал ему Евангелие, и был очень поражён услышанным. «Насколько ты веришь, старик, что Иисус воскрес?» — спросил он. «Настолько, — ответил старец, — что готов умереть за это прямо сейчас. А ты, — в свою очередь спросил старец, — готов умереть за идею убить как можно больше людей и гореть в вечном огне? Прямо сейчас?» Генерал не испугался, не робкого десятка был, умирать их учили, но крепко задумался. Говорят также: генерал ответил ему словами Конфуция: «Когда кого-либо все ненавидят, это требует проверки; когда кого-либо все любят, это требует проверки». И старец улыбнулся и сказал: «Если бы я мог своей смертью здесь доказать что-то, как это доказывали первые христианские мученики, то вот он я, в твой власти. Но вспомни другие слова великого философа, которого ты процитировал: «Не уступай возможности быть человечным даже своему наставнику». Если ты прольёшь реки крови, то ты прославишься как полководец в своей стране. Если ты победишь без войны, и победишь, в первую очередь, самого себя, то ты прославишься как мудрый правитель во всём мире». Генерал улыбнулся и снова процитировал Конфуция: «"В делах под небесами благородный муж ничем не дорожит и не пренебрегает, но следует тому, что справедливо". А ты — хитрый старик, и лицо у тебя при этом отнюдь не доброе, а суровое…» «"Человечность редко сочетается с искусными речами и умильным выражением лица", — вновь ответил словами Конфуция старец и добавил: — Вот видишь, я знаю, с чем ты можешь прийти, Маркса или Мао цитировать не буду. Почему бы тебе не знать, куда ты собрался идти?»
Не знаю, что в этой истории правда, а что — вымысел. Но результат тебе известен. Они крестились целыми армиями. И я тоже вспомнил Конфуция: «Далека ли человечность? Едва к ней устремлюсь, она ко мне приходит». И вспомнил батюшек, которые учили китайский язык, а над ними потешались. Зачем? — спрашивали их. А они отвечали: а как бы без Кирилла и Мефодия мы узнали о Спасителе? Слово в начале было, помнишь?
Знаешь, я похож на деревенского дурачка, которому в руки упал с неба алмаз, а он бросил его в навозную кучу. Потом пожалел о нём и перерыл всю эту кучу, чтобы найти драгоценный камень. Можно ли при этом не вымараться?
Ты всё спрашивал меня: в чём квинтэссенция всех моих убеждений? И что я мог ответить человеку, не слышавшему в себе слов Спасителя? А теперь вот отвечу просто и ясно. «Господи, милостив буди мне грешному». Вот и всё. Дальше иди сам.
Ты, конечно, нервничаешь. Ты думаешь, я знал, чем всё это кончится, во что выльется? Сценарий не мой, не забывай об этом. Если посмотришь предсказания старцев, то, с одной стороны, ужаснёшься, с другой — останется надежда. Загляни в Ветхий Завет. Там есть книга пророка Ионы. Небольшая в сравнении с другими. Зачем? Чтобы узнать и помнить: Ниневия была помилована… Чтобы не путать данность, предопределение и милость Божию.
