Владимир Хлумов - Мастер дымных колец

Наконец появилась яркая точка. Все на месте, все работает. Чуть подрагивая, отрицательный скомкователь прошел по звездному полю и в ту же минуту исчез в тени планеты, не достигнув крыши соседнего дома. Петрович оглянулся по сторонам и юркнул в кусты.

Нет, не все прошло гладко. Да, посадочный бот был, слава богу, на месте, но заело замок. То ли он проржавел, то ли ключ погнулся, а может быть, просто от волнения, но землянин никак не мог открыть космический агрегат. В отчаянии даже пнул ногой по корпусу, и тот ответил командиру равнодушным металлическим гулом. Чертов утюг, ругался Петрович, прислонившись лбом к аппарату. Зря он оскорблял собственное детище. В полумраке посадочный бот был похож скорее на океанский броненосец со старым паровым сердцем, с отважным героическим прошлым, готовый сражаться и победить, а может быть, погибнуть в вечной баталии с тупым человеческим невежеством.

Потом вспыхнул свет. Взвыли тормоза, во дворик въехала машина. Кто-то преследовал капитана. Свет погас, и в наступившей тишине послышался шепот:

— Петрович?

— Урса?!

Из темноты появилась сестра милосердия.

— Так вот он какой, — Урса с удивлением потрогала корпус аппарата.

— Смешно, неужели ЭТО летает?

— Летает, — усмехнулся капитан.

Урса прошла вдоль корпуса, поглаживая шершавый чугунный бок.

— Да, он все правильно рассчитал.

— Кто?

— Господин главный врач. — Урса подождала мгновение, но Петрович молчал. — Неужели вы не поняли? Он специально подстроил убийство Мирбаха.

— Убийство, — едко повторил капитан. — Разве можно убить центрайца?

— Не надо, мне и так больно, — Урса подошла поближе к землянину. «Сбежит, голубчик, сбежит», — процитировала Урса. — Неужели вы хотели улететь, не попрощавшись со мной? — Медсестра поежилась. — Да открывайте же дверь, истукан.

— Дверь не открывается, — виновато признался капитан и покрутил ключом.

— Ну-ка, дайте, — она взяла ключ. — По-хорошему, надо бы его забросить подальше.

Она вставила ключ в замок и дверь легко открылась. Все у нее получалось в этот раз. Звездному капитану даже показалось, что рядом с ним не идеальное иноземное существо, но вполне земная смертная грешница. Они долго лежали в эпицентре невиданного, неуместного в командном отсеке хаоса материальных предметов, среди разбросанных в спешке деталей одежды и деталей аппарата. Бортовой журнал был придавлен сверху варфоломеевским башмаком, а старенькая армиллярная сфера была увенчана белым кружевным бюстгальтером с оторванным, неизвестной системы замком.

Чуть позже, на шее, в том самом месте, куда тыкал скальпелем Синекура, землянин почувствовал легкий удар трех горьких капель. Он приподнялся, заглядывая в печальные агатовые глаза. Урса пыталась улыбнуться.

— Видишь, покоритель вселенной, я плачу. Правда, это странно? Да и ты печален. Эй, Петрович, ты теперь человекобог, у тебя глаза в кавычках.

— Что?! — удивился капитан странной фантазии.

— Ты мне смерть заменил. Да, да. Посмотри же в зеркало как-нибудь повнимательнее, там у тебя печальные кавычки, с намеком, мол, все знаю, но ничего поделать не могу. Так и смерть — она все знает, но ничего с собой поделать не может. Она тоже всегда с сожалением смотрит, с пониманием, но все это в кавычках, потому что приходит как-нибудь невзначай и все делает по-своему. Бесповоротно. — Урса вдруг поправилась: — Прости, я говорю глупости. Ты думаешь, я — дурная бесконечность, совсем ничего не чувствую? Что проку в моем бессмертии, если ты, небольшой временной отрезок, сделал меня счастливой, а я, я, разве я могу кого-нибудь сделать счастливым? Ты не смотри, что я плачу.

Все вы с ума посходили, подумал капитан. Синекура тоже называл меня мастером смерти.

— Подожди, — она слегка оттолкнула его. — Скажи, ты нашел то, что здесь искал?

— Меня нашли, — он попытался поцеловать ее.

— Я серьезно, — не соглашалась она с игрой. — Ты искал будущее для своего народа?

Капитан скривился.

— Ну ладно, я буду молчать, иди ко мне, — сказала Урса, но вдруг вскрикнула: — Ой, что это?

— Где?

— Да вот же, — Урса протянула сморщенный коричневый орех.

Урса надкусила каштан, а Петрович состроил гримасу.

— Он же не съедобный, — и отобрал талисман. — Это с Земли.

— Странная у вас планета, — Урса задумалась. — Планета несъедобных каштанов.

— Нет, не планета, город, — поправил ее Варфоломеев. — Я его подобрал на вершине холма в Южном городе прошлой осенью. — Капитан задумался на мгновение, вспоминая что-то.

— У вас там была деэксгумация?

— Деэксгумация? — переспросил Петрович. — В некотором смысле была, глаза его стали колючими и злыми. — Много народу перевели. Строили будущее, а построили прошлое. Пирамида, пирамида, — повторил Варфоломеев. — Урса, мне кажется, у вас тоже кто-то начал строить пирамиду, но как, почему люди добровольно идут на это? — Он закурил сигарету и глубоко затянулся. — Почему, почему вопреки демократии такое свинство, вопреки свободе, вопреки частной собственности? Что же делать, куда бежать дальше? Я мечтал открыть новые пространства, но куда же деваться теперь?

Урса следила за ним, затаив дыхание.

— Ты сейчас напомнил мне одного человека.

— Центрайца?

— Не скажу.

— Ну-ну.

— Не обижайся, ты улетаешь, а я остаюсь навсегда жить. Я вышла из очереди на гильотину. Понимаешь?

— Да, — он поцеловал ее. — Но я пока не улетаю.

— Правда? — испуганно спросила Урса. — Ты хочешь завтра участвовать в показательной операции?

— Ах, черт!

Он совсем забыл. Синекура специально его предупредил, что завтра состоится показательное свинство — деэксгумация посредством скальпеля. Ему показалось, что главврач специально запугивает его, дабы он убрался поскорее. Но выходит, он не врал, и операция состоится.

— Кого же будем деэксгумировать?

— Ты разве не знаешь? — голос Урсы дрогнул.

— ?

— Феофана.

Ну, это уже слишком.

— К черту, — чуть не закричал капитан. — В конце концов, есть же очередь, есть желающие, есть муляжи. Но Феофан, Урса! Это же сама жизнь. Мертвый Феофан — это нонсенс.

— А Мирбах? — спросила Урса. — Знаешь, что творится на других этажах?

— Говори, — упавшим голосом попросил Петрович.

— Резня, — коротко и прямо ответила сестра милосердия.

— Но где же свободная пресса, где, черт возьми, независимый суд?

— Может, это и есть страшный суд, — подсказала Урса. — Ведь пока режут только грешников. Интересно, кто все это координирует?