- Он поклялся умереть за тебя. Эти двое всегда будут рядом и присмотрят, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Мы встретимся на праздники Хечи, дочь. Тогда ты мне и скажешь, готова ли вернуться в мир и выполнить свой долг перед родом и империей.
Эя покорно склонила голову: месяц достаточный срок, чтобы что-то решить для себя.
Ворота комплекса закрылись за ее спиной и оградили от внешнего воздействия, давая возможность погрузиться в себя или уйти к Семену, навестить его и тот грубый мирок, что стал ей дорог, не смотря ни на что. Поэтому Фея была даже рада решению отца и гостеприимному разрешению Поттана.
Ей было предоставлено крыло для особых персон, с отдельным входом и окнами, выходящими в благоухающий сад с капитами во имя Модраш.
Во внутреннем дворике къета работали рабы, приводя в порядок сад. Сновали агнолики кто с ритуального служения, кто по делам жрецов. Жизнь кипела и все же из-за абсолютного молчания находящихся в саду, ничего кроме шелеста листьев и тихого говора ветерка не было слышно, и казалось, жизнь замерла здесь, замедлив свое течение, увязнув в покое, аромате цветений, дымящихся благовоний, ярком свете Уэхо, щедро греющим здешний воздух.
- Покой, сейти, великое благо, - тихо сказал Поттан, осторожно придерживая девушку под локоток, повел по дорожке усыпанной жертвенными и ритуальными монетами, пластинами самоцветов и золотых гранул. - У тебя будет время и возможность обрести его, познать глубину этого великого дара, предвестника гармонии. Любые эмоции - враги его, твои враги, потому что делают тебя уязвимой, доступной для низменных порывов и отрицательных энергий. Я помогу обрести тебе гармонию, дитя Великого крестника Модраш. Ты станешь такой же сильной и неуязвимой как твой отец, да продлятся века правления воистину славной и благословенной династии Лоан.
После обряда очищения для Эйфии начались полные напряженной работы дни. Она была даже рада своему плотному графику, потому что он не давал ей расслабиться и отдаться тоске, что разъедала ее сердце. Сейти усердно занималась, изучая досконально то, что раньше игнорировала, лишь в необходимом минимуме для крестницы Модраш получив уроки астральных и ментальных перемещений. Теперь она проводила все утро вне тела, потом слушала наставления Поттана, беседовала с Главной жрицей о долге сейти и женщины.
Поттан усиленно тренировал ее дух, закаляя его и одевая в броню покоя. Медитации сменялись энергетическими упражнениями и приемами ритуальной борьбы, восстановления внутреннего равновесия и беспристрастия. Каждый день ей вменялось лично выбирать раба для укрепления организма, и получать расслабляющий массаж под монотонное гудение голосов жриц первой ступени. Эя понимала, что ей чистят память и тонко программируют в нужном отцу и Поттану направлении, выветривают остатки памяти о тех кажущихся уже безумно далекими днях, проведенных рядом с Семеном.
На ее пожелание получить лэктор по Земле, сейти тут же выдали требуемое, но лекции оказались скупыми и более пропагандистскими, чем информационными. Но и их Фее хватило, чтобы понять - пропасть, что разделяла их с Семеном изначально, никуда не исчезла и не исчезнет. Любовь на Земле такой же миф, как и на Флэте, но если здесь играет огромную роль разум, то там живут инстинкты. Они управляют, они диктуют, они влияют на личность, политику, социальные сферы жизни.
Получалось, что Семен просто желал ее как самец самку.
В этом же очень осторожно ее убеждала и Главная жрица, аргументируя вполне логично свои слова, но при этом, не акцентируясь именно на землянине и именно на сейти. Она всего лишь преподавала урок взаимоотношений между мужчиной и женщиной, опуская подробности интимных отношений.
Постепенно служители Модраш добились своего: Фея закаменела и превратилась с холодное и бесстрастное существо, которое казалось само себе более мертвым, чем живым.
Однако за маской каменной статуи пряталась наивная девочка, что по-глупости своей имела несчастье узнать, что такое любовь, та самая отвергнутая как не имеющая место быть флэтонцами, замененная инстинктивными желаниями у землян, но как ни странно, лишь в их языке имеющая хоть какое-то определение.
Именно эта девочка и выходила из тела замороженной связанной по рукам и ногам статусом и долгом сейти, и летела к своему мужчине.
- Сем, а, Сем, ты как? - спросил Петя.
Молчит мужчина, в стену смотрит.
- Горец, ну, чего ты?
- Семен, ты не переживай, утрясется все, - заверил Илья, а в ответ тишина. - Да-а-а. Семен, ну хорошо тебе глухонемого изображать. Смотреть на тебя, ей Богу, страшно. Вставать тебе надо, мышцы разминать, а то ведь вовсе работать перестанут. Пошли, прогуляемся? Се-ем?
Тот хоть бы моргнул.
- Семен, ну хватит тебе душу-то рвать! Елыча похоронили, Витька, осталось и тебя. А если ты за Елыча, то мы молчать будем. В тайге пропал и все тут. Семен?
- Бесполезно, - вздохнул Петя, видя нулевую реакцию на любые уговоры-разговоры. - Это Фея его и дружки ее инопланетные. Так метелели гады!
- Зажило уж все.
- Может у него душа болит. Его же сроду так не укатывали, обидно, понятно. Я бы тоже испереживался.
В комнате Прохорыч с настойкой появился, выгнал говорунов, и к Семену:
- Давай-ка отвар выпей, сынок. Давай, Семушка, вставай, - чуть не силой развернул к себе мужчину старик. Сесть помог, напоил как ребенка. Разговор начал, а Семен опять набок и в стену уставился. Вздохнул старик и вышел.
В коридоре уже совет собрался, как раз его встретил:
- Что делать-то будем, Иван Прохорович? - спросил Илья.
- А бес его знает.
- Я предлагаю силком его с постели тягать, - заявил Иван.
- Поднимешь, дальше что?
- Так день, два - сам вставать начнет.
- Дело-то не в том, - протянул старик.
- А в чем? - полюбопытствовал Петя, желая подтверждение своей версии получить.
- Девка его эта сушит.
- У-у, - взвыл и отмахнулся парень. - Он для женских чар устойчив, к тому же Фея-то та еще женщина. У нее под кожей, поди, щупальца, и вообще, не человек она вовсе.
Мужчины покосились на него, Прохорыч головой качнул:
- Ежели б ему до того дело было. Сдается мне, сил она его как Виктора лишила, а дружки ее, чудь эта инопланетная, вовсе добили.
Илья бороду огладил и пошел к себе в комнату: сапфир-то Феин при нем, порошка заветного почти полон. Пусть-ка на пользу поработает.
- Ты чего задумал, Илья? - спросил Иван.
- Получится - узнаете.
- Ты хуже не сделай.
- Хуже уже не будет - некуда.
На бумагу чуток порошка сыпнул и Семену в рот насильно высыпал. Тот глянул на него как больной пес, дернулся и опять в стену уставился.
