—А ты сама знала Джейка?
—Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…
Что-то она мнется… да и Джейк не упоминал о своих встречах с Джо здесь — дела-то он улаживал в Филадельфии…
Эй, свинка, ты на что намекаешь?
Я просто хорошо знаю Джо: он совершенно двуполый…
Ну, все. Если я когда-нибудь сумею до тебя добраться — налуплю по попе…
Постарайся, а? Помнишь, как было здорово, когда нас отшлепали? Будто ракету воткнули в…
Ох, заткнись!
Рада бы — но нечем.
— Если они подружились — это здорово. Они подружились, Гиги?
Гиги задумалась.
— Трудно сказать… Мистер Сэлэмэн… Джейк, как ты его называешь… он приходил обычно вечером, когда я кончала позировать. Я почти не общалась с ним. А с тех пор, как мы с Джо поженились, он не приходил…
Ну, что? Нужны тебе еще доказательства?
Да мне и эти-то не были нужны...
— Гиги, а как Джо получил художественное образование? Или он самоучка?
— Нет, он учился. Но Джо говорит как? Научиться можно лишь технике, но не творчеству. А творчество для него — все. Он не станет откровенно халтурить, если даже халтура продается легко и дорого, а его настоящие картины мало кто покупает. Я пыталась говорить с ним на эту тему, но он меня устыдил. Больше я не пытаюсь. Джо — он сам по себе, его не интересует, что делают другие художники. Его не интересует слава, не интересуют деньги. Многие наши друзья — художники, мы ходим к ним в гости, зовем к себе… Джо никогда не говорит с ними на профессиональные темы. Ему просто приятно, что они добрые люди. А если бы Рембрандт ему не понравился как человек, Джо не стал бы иметь с ним дела. Джо всего лишь хочет рисовать то, что хочет, как хочет… и не спать в одиночестве.
— Вряд ли ему приходилось спать в одиночестве, — усмехнулась Джоан.
— Возможно. Но Джо не стал бы спать даже с Еленой Троянской, если бы она к нему холодно отнеслась… У тебя есть такой большой парень по имени Хьюго?
— Есть. Ты его знаешь?
— Нет, только слышала о нем… этакий ходячий африканский миф. Так вот, Джо очень хочет нарисовать его — и Джо любит его. Духовной любовью, конечно… хотя ни за что не отказал бы, если бы Хьюго его захотел.
Я первая в очереди на Хьюго!
У тебя только блядки на уме…
— …позировать, но Джо рассказывал мне, какие картины бы хотел нарисовать. Одну такую: аукцион рабов, и Хьюго на помосте. В цепях, терпеливый, усталый, а вокруг белые работорговцы — и белые женщины не могут оторвать от него горящих глаз… И другую: только Хьюго, огромный, как гора, могучий, мудрый, все понимающий — и любящий. Джо говорит, что это я натолкнула его на эту идею… не помню. Название: «Иегова». Джо просто сгорает от желания написать это…
— Знаешь, я, возможно, сумею помочь…
— Как? Прикажешь Хьюго позировать? Джо не одобрит…
— Разве я такая дремучая дура? Я постараюсь втолковать ему, что это честь — позировать настоящему художнику.
Скажи ему просто, что позировала для Джо голой, — и пусть он это переварит.
Конечно. Но это будет всего лишь первый ход…
О-ля-ля! Не собрался ли тут кто-то совратить Хьюго? Даже по моим понятиям, это слишком. Оставь Папу Хьюго в покое.
Это же для Джо, глупая. Впрочем, Хьюго я слишком многим обязана — так что не стоит выкручивать ему руки.
А зря. Это было бы поучительное зрелище. У него рука толще, чем у нас ляжка.
Я же в переносном смысле…
— Только Джо не должен говорить Хьюго, как будет называться картина. Тут уж он точно откажется. Скажет: святотатство. Но ты мне так и не рассказала, где Джо учился живописи.
— В четырнадцать лет его замели в полицейский участок и оставили до утра. И Джо от нечего делать стал делать наброски — и дежурный сержант их увидел. Тогда он взял Джо, вычеркнул его имя из списка задержанных, отвел к священнику — и потом вместе со священником они отвели его к местному художнику, который был довольно известен и довольно богат. Он посмотрел работы Джо, и они заключили сделку: Джо должен был позировать, а за это мог жить в студии, пользоваться всеми материалами, наблюдать, учиться — ну, и прочее. Вот так Джо выскользнул из рук своей мамочки… это была самая большая удача в его жизни. У художника была то ли жена, то ли любовница… одна из его натурщиц… и всего одна кровать в студии. Там они и спали втроем. И всем это очень нравилось. Но, кроме как спать, этот художник, мистер Тони, совершенно свирепо школил Джо, не позволял ему писать широкой кистью, небрежничать в рисунке — ну, и прочие модные вещи. Джо изучил всю академическую школу: анатомию, композицию, технику письма… И Джо поверил в себя — и стал тем, кто он есть…
— …если хочешь, можешь положиться на мой совет. Я кое-что знала о матери Джо, потому что Юнис была моей секретаршей…
Босс, ты врешь! Я ничего о ней не говорила.
Вру — но для пользы дела.
— …она была — и осталась — свиньей и живет как свинья. Эта студия не такая уж большая, и если ты будешь содержать ее в порядке, Джо никогда — слышишь: никогда! — тебя не бросит. Но грязный унитаз и посуда в раковине напоминают ему о матери… ты меня понимаешь?
— Да, но… где взять время? Я почти непрерывно позирую…
— Старайся, сладкая. За счет сна. Джо заслуживает любых усилий. Но мы заговорили о мытье посуды. Для тебя это каторга, а для меня — роскошь. Потому что — символ свободы. Смотри: я уйду, и вы останетесь вдвоем. Со мной же всегда как минимум четверо. А в доме, если сосчитать всех — то одних только взрослых шестьдесят человек.
