Практически зависнув над огромным ангаром, космолет выполнил зигзагообразное движение. Внизу открылись узкие ворота шлюза, куда наш аппарат мгновенно опустился.
– Просьба подождать, пока атмосферное давление за бортом придет в норму, – раздался голос из-под потолка. Естественно, космолет был оснащен системой искусственного интеллекта.
На Гумилева было приятно смотреть – он стоял посреди рубки в непринужденной позе, с винтовкой на руке, внимательно и уверенно глядя на люк. Я тоже поднялся из кресла – поза сидящего человека не лучшая для боя. Дима скорчился в углу, как крыса. От него я ждал подвоха, поэтому больше следил за ним, чем за входом.
– Давление выровнено, – сообщил компьютер. – Открыть люк?
– Да, – коротко бросил Гумилев.
Люк бесшумно отъехал в сторону. Встречавших в полутемном техническом ангаре не обнаружилось.
Николай Степанович быстрыми решительными шагами вышел из космолета. Я поспешил следом, готовый в любой момент открыть огонь. Никого!
– Где твои продюсеры? – спросил я.
– Ждут меня у себя в офисе. А вот почему Ольга меня не встречает…
– Какая Ольга? – спросил я.
– Моя подруга.
– Нехорошо, что не встречает, – протянул Гумилев. – Хотелось бы познакомиться. Ну да ладно… Поедем к ним в гости сами. Дорогу знаете, Дима?
– Знаю, – раздраженно бросил Соловей.
* * *
Провалившись по выделенному каналу в виртуальную пустыню с каменистой почвой и сумрачным небом, Хонгр долго бушевал, пинал ногами камни и кричал. Без толку, конечно. Старик наверняка специально ждал, пока он утихомирится. И лишь когда Хонгр понял, что возмущение – не лучший советчик, Мерлин возник прямо перед ним, спокойный, мудрый, уверенный в себе.
– Почему же ты не явился ко мне в личине Лилии? – бросил Хонгр. – Мог бы попытаться убедить в том, что та Лилия – не настоящая, а настоящая – как раз ты.
Мерлин устало оперся на посох, покачал головой:
– Я честен с тобой, Хонгр. И никогда не выдавал себя за Лилию. Ты меня с кем-то перепутал. Если бы я захотел, чтоб ты считал меня своей подругой, ты никогда не почувствовал бы разницы. Но я играю по правилам и в открытую.
– Ты обращался ко мне по ее каналу.
– Да. И что? – не смутился старик. – Своего тайного канала для связи с тобой у меня не имелось.
– Она просила за тебя! А поскольку только что она говорила, что ничего не знает ни о тебе, ни о нашем деле, то выходит, что раньше со мной разговаривала вовсе не она!
Мерлин отстранился от Хонгра, рассмотрел его издалека, словно оценивая, потом сказал:
– Я не могу гарантировать, что никто не обращался к тебе от имени твоей подруги. Но я не обращался. Могу представить для ознакомления записи всех наших разговоров. А о чем тебя просила Лилия и как просила, я не знаю. Возможно, ты просто неправильно ее понял.
Почему бы и нет? Людям свойственно приписывать другим свои мысли, превратно толковать высказывания. Лилия спрашивала Хонгра, готов ли он отправиться ради нее на край света, а Мерлин его на край света послал. Вполне вероятно, он сознательно дал революционеру такую установку, что тот решил, будто и его девушка этого хочет. Но фактически Мерлин не ссылался на Лилию и мог подтвердить это документально. Или сфабриковать доказательства…
– И что теперь? – спросил Хонгр.
– Теперь тебе не остается ничего, кроме как продолжить начатое.
– Почему-то я так и думал…
– Ты сообразителен, – Мерлин улыбнулся.
– Но Че говорил об убийстве. Я бы не хотел больше никого убивать. Тем более человека, который мне глубоко симпатичен и не сделал ничего плохого.
Мерлин воздел к небу руку, словно взывая к нему!
– О боги! Почему ты решил, что смерть – всегда плохо?
– А что, хорошо? – спросил Хонгр.
– Конечно. Ведь она не безвозвратна.
– Но тогда зачем нужно кого-то убивать?
– Чтобы ответить на этот вопрос, мне необходимо кое-что тебе показать. И объяснить, – ответил старик. – Пойдешь со мной?
– А у меня есть выбор?
– Выбор есть у каждого…
– Но мало кто откажется от новых знаний, верно?
– От многих знаний – многие печали, – ответил Мерлин. – Я рад, что ты пока еще жаждешь знать. Пойдем.
* * *
Так же как и на Земле, на Луне имелся струнный транспорт. Миниатюрные кабинки скользили по длинным галереям и широким залам, над зелеными полями и вдоль жилых массивов. Порой можно было даже забыть, что мы не на родной планете, – слабая сила тяжести не слишком ощущается в мягком удобном кресле. Если бы не крыша над головой да шлюзовые ворота, которые открывались перед мобилем и закрывались следом за ним…
Поселения Луны отличались своеобразностью. Дома без собственных крыш, до самого «неба», созданного из стекла, стали и пластика; бегущие по улицам чистые ручьи, необычайный порядок на полях… Нельзя сказать, что людей здесь было мало или много. Поселенцы встречались и в полях, и на улицах. Некоторые даже выглядывали из окон. Но без дела никто не шлялся. Разве что дети катались по длинным туннелям на роликовых коньках и скейтах.
Искусственный интеллект моего комма, видимо, возбужденный общением с коммом Гумилева, а может быть, под впечатлением от последних приключений, стал разговорчивым. Он буквально обрушивал на меня потоки информации, не желая смолкать ни на минуту.
– Детям на Луне показана двигательная активность, – наставительным тоном вещал комм. – Сила тяжести слабая, и для того, чтобы мускулы развивались, необходимы постоянные физические нагрузки. Поэтому не приветствуется домашнее обучение, долгое нахождение в вирте. На Луне действует тысяча двести плавательных бассейнов и сто двадцать три водохранилища, открытых для купания. Здесь также имеется двести восемь аквапарков, тридцать два скальных полигона для занятий альпинизмом, сорок один велотрек, двести пятнадцать катков с настоящим и искусственным льдом. Статистика по тренажерным залам не ведется, так как практически каждая семья на Луне имеет собственные тренажеры.
– Замечательно, – отозвался я. – А у тебя был свой тренажерный зал, Дима?
– Не свой, – отозвался Соловей. – Но как меня в нем пинали… Какой-то китаец.
Я подумал, что при уровне эрудиции Димы китайцем мог оказаться и Брюс Ли, и Юэ Фэй, и сам Конфуций. Впрочем, последнее маловероятно – можно подумать, китайскому мудрецу больше нечем заняться, как тренировать безголосого певца… Хотя было бы символично, что и говорить!
