Сент-Ив снова уставился на этих двоих: лица их, безжизненно-белые, в прожилках голубоватых вен, наводили на мысли о призраках; глаза неподвижны, словно стеклянные. Сент-Ив видел медленную и ритмичную пульсацию на шее толстяка в тюрбане, словно тот сохранил жабры, полученные на какой-то ранней стадии эмбрионального развития. Рука его вцепилась в локоть Сент-Ива, нога шагнула вперед. Если бы Сент-Ив не отступил добровольно, то оказался бы сбит и оба пересчитали бы ступеньки. Успевший немного оправиться старик встретил всю процессию на площадке второго этажа. Охваченный внезапным приступом ярости, он метнул в Сент-Ива грозный взгляд.
— Гнездо несказанного греха, — прохрипел он.
Сент-Ив улыбнулся ему.
— Я починил часы… — начал он, однако старик не обратил на эту реплику никакого внимания. Очевидно, вместо того чтобы прислушиваться к чьим-либо словам, он предпочитал говорить сам.
— Дети мои, — обратился он к бледным мужчинам. Оба отвесили ему по неглубокому поклону, но ни один и рта не раскрыл.
— Мне задолжали два фунта шесть шиллингом за заботу об этих часах, — объявил Сент-Ив, вдруг заподозрив в старике управляющего заведением. Для простого посетителя он, кажется, слишком хорошо здесь ориентировался.
— Ничего об этом не знаю, — был ему ответ. — Какое мне дело до часов? Вечность, вот что занимает мои мысли. Духовность. Помоги мне спуститься, дитя мое…
Тип с вывихом руки тут же шагнул со ступеней — даже не задев ногой первую из них — и, завалясь вперед, покатился по лестнице, словно мешок с луком; в завершающем кувырке он вылетел с площадки, приземлился внизу и остался лежать там не шевелясь. Его спутника в тюрбане этот кульбит, кажется, ничуть не обеспокоил, зато старик обеими руками ухватился за перила и со всею возможной поспешностью приступил к спуску, скрипя ступенями и охая на каждом шагу. Сент-Ив и толстяк в тюрбане машинально последовали за ним.
И как раз в этот момент в комнату ворвался пропавший лакей, по пятам за которым следовал игрок в домино — в том же измятом цилиндре в стиле «печная труба» и с пистолетом в правой руке. Старик взмахом руки запретил им приближаться и склонился над неподвижным телом. Упавший вздрогнул, неуверенно поднялся — на колени, а затем и на ноги, — и зашагал прямиком вперед, где врезался в широкую конторку с откидной столешницей, притулившуюся у стены, выбил из-под нее ножку и снова повалился, увлекая с собой и конторку, и все прочее — чернильницу, пресс-папье и конторские книги.
Крутнувшись на петлях, столешница треснула упавшего по голове, а из недр стола дождем посыпались разнообразные и странные предметы: каучуковая маска индийского демона с растянутыми в широком зевке губами; колоссальный корсет из китового уса с медными крючками застежек; кожаная узда, соединенная с блоком и набором веревок непонятного назначения, будто эта сбруя и ее носитель должны к чему-то подвешиваться, возможно, к потолку; и наконец, медный шар величиной с грейпфрут, из которого забил фонтан искр. Лакей и старик немедленно бросились к этому шару, но лакей оказался шустрее: подхватив шар, он оттолкнул старика и, забросив добычу назад в ящик упавшего стола, захлопнул крышку. «Да что за?..» — вопросил себя Сент-Ив, в равной степени пораженный как неимоверным количеством загадочного хлама, так и необъяснимым поведением барахтавшегося в нем мужчины.
Разъяренный лакей ухватил старика за шиворот плаща, не позволяя тому поспешить на помощь придавленному.
— Дитя мое! — всхлипывал старик. — Мальчик мой! Милый мо…
Но фраза осталась незавершенной. С застывшей на лице тупой ухмылкой Печная Труба запихнул пистолет во внутренний карман куртки, нагнулся и выдернул упавшего из кучи-малы, потянув за уши, одно из которых вскоре оторвалось. Брезгливо отбросив его, он пнул свою жертву в висок. Из дыры на месте оторванного уха не вытекло ни капли крови. Загадка на загадке. Сент-Ив начал подумывать о проулке за домом. Главное — не перепутать направления, чтобы не вбежать в глухую стену тупика. Никто здесь не собирался выплачивать ему два фунта шесть шиллингов за ремонт часов. Никто вообще не собирался платить ему за злополучные часы. Надежда только на то, что старик, кем бы он ни был, и его чудаковатые подопечные отвлекут на себя лакея и его злобного сообщника, занятого методичным выколачиванием жизни из изломанного, наполовину безухого существа на полу.
Сент-Ив на удивление легко высвободил руку и, продолжая держать тяжеленные часы, бочком обогнул стул.
— Забирайте отсюда эту падаль, — прошипел лакей старику, который беспомощно хныкал, найдя защиту в объятиях своего тучного друга в тюрбане. — И никогда больше не приводите! Никто не давал вам права на такие вольности.
Отшатнувшись от толстяка, старик расправил плечи, театральным жестом отбросил плащ и принялся изрыгать хриплые проклятия. Сент-Ив торопливо ретировался и скрылся в кухне, сопровождаемый потоками ругани в исполнении лакея, решившего поспорить о том, кто из них в итоге будет проклят. На полпути к задней двери Сент-Ив встретил зловещую ухмылку на лице беззубой, осыпанной мукой кухарки, которая перегородила ему дорогу, угрожающе похлопывая плоской стороной большого тесака по мясистой ладони.
Сент-Ив не был расположен к беседе. Он врезался прямиком в толстуху, и опустившийся нож звонко врубился в железный корпус часов, точно меж согнутыми пальцами Сент-Ива. Невольно вскрикнув, он уронил свою ношу и выбежал во двор, где, подобрав полы плаща правой рукой, перемахнул через низкую ограду в проулок и устремился к перекрестку, от которого его отделяла добрая сотня футов непроглядного тумана. Не смея оглянуться, он размышлял на бегу о пистолете в кармане у Печной Трубы. Тогда-то и сообразил вдруг, что это за громила: перед внутренним взором Сент-Ива всплыло то же злобное лицо, которое глядело вниз из чердачного окна Кибла в обрамлении озаренных вспышками молний дождливых ночных небес.
VI
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Лавку капитана Пауэрса заполняла плотная табачная завеса — верный признак серьезности характера нынешней встречи. Количество трубочного дыма, прикинул Сент-Ив, прямо пропорционально содержанию и интенсивности размышлений курильщика. Капитан, особенно будучи погружен в глубокие раздумья, пускал клубы так размеренно, что дым окутывал его голову подобно облакам, окружающим луну. Они дожидались Годелла, который наконец прибыл, нагруженный пивом. Сент-Ив еще никому не сообщал об обретении рукописи: слишком о многом следовало поведать, чтобы делать это раз за разом, пересказывая историю каждому в отдельности. Ровно в восемь часов, по общему согласию, выраженному кивками, очередное собрание клуба «Трисмегист» было объявлено открытым.
— В моей почте оказалось нечто интересное, — начал Сент-Ив и, отхлебнув из пинтового бокала, потряс стопою листов фулскапа [28] перед своими компаньонами. — Заметки Оулсби или какая-то их часть.
Кибл, который вплоть до этого объявления имел до странности отрешенный вид, с интересом подался вперед, ожидая продолжения. Сидевший рядом с ним Джек, напротив, ссутулился в кресле, опасаясь, видимо, услышать какие-то жуткие откровении, касаемые судьбы его несчастного отца. Кракен с печалью качнул забинтованной головой. Один лишь капитан остался недвижен, — но это явное безучастие, как предположил Сент-Ив, проистекало из того, что они с Оулсби никогда не встречались.
— Проще всего, — заявил Сент-Ив, — зачитать вслух кое-какие выдержки. Я не химик и не биолог, каким являлся автор заметок, и мне неведома природа той особой власти, которую, похоже, имел над ним Нарбондо. А она все же была, боюсь, тесно связана с падением и гибелью Оулсби.
Годелл прикрыл левый глаз и хмуро покосился на него при упоминании Нарбондо, и Сент-Ива вдруг словно осенило: вид Годелла что-то ему напомнил… Столкновение с пожилым прохожим в плаще, который двинул в живот локтем! Уже вошедший в роль Сент-Ив предпочел не отвлекаться.
