Мы еще не въехали в поселение, а я уже видел и сказочные деревянные терема в несколько этажей, возвышавшиеся над стеной, окружавшей деревеньку, и широкие ворота, по случаю раннего часа открытые настежь, в которые одновременно могли проехать три телеги. А высоко в небе, прямо над деревней, празднично висел ярко-желтый дирижабль.
Нас пропустили без досмотра, хотя охрана на въезде в деревню была серьезная: две башни, оборудованные пулеметными гнездами, да с десяток бородачей-горцев с ружьями. Они проводили нас внимательными взглядами, и я был уверен, случись что, и по первому зову прибегут и другие бойцы.
А охранять, надо сказать, было что. Деревня превосходила самые смелые ожидания. Новые нарядные дома, украшенные лентами и китайскими фонарями, широкие мостовые, более подходящие крупному городу, чем обычной деревушке, чисто одетые люди, множество детей и собак. И главное: ощущение довольства. Всем тут было хорошо, это чувствовалось в атмосфере, в неспешных, степенных разговорах, в детских играх, в лицах людей.
И невольно закрадывалось сомнение, а не поспешил ли я с выводами? Мог ли плохой человек устроить столь чудесную жизнь — и кому: простым людям, обычным крестьянам, да рудокопам. Что если Топорков ошибался, и Морозов никак не связан с убийствами в Черноснежинске.
— Знатно живут, — заметил Глеб, — жирно, богато.
И пока мы ехали по деревне, ощущение некой нереальности только усиливалось. Где-то слева протяжно загудел паровозный гудок.
— Монорельс, — пояснил Топорков, — прямо до рудников идет.
Я думал, что уже ничему не удивлюсь, но, наконец, мы добрались до резиденции Морозова, расположенной в самом центре поселения, и я понял, что главные чудеса впереди.
Если представить себе царский дворец лет этак пятьсот назад, да не такой, каковым он был в реальности, а в сказочном его представлении: с замысловатой резьбой на фасаде, широкими окнами, высокими теремами и красным петухом на флигеле — то даже подобная волшебная картинка проигрывала тому, что предстало перед нашими взорами. Резиденция Морозова была построена настолько утонченно-изыскана и при этом в народной традиции, что оставалось только развести в восхищении руками, мысленно восхваляя неизвестного архитектора и умельцев, сумевших создать столь совершенный шедевр.
На Глеба великолепие не произвело особого эффекта. Он был полностью погружен в собственные мысли и предстоящий визит, и на все прочее его уже не хватало. Я же невольно сравнивал серость Черноснежинска и местные красоты, и сравнение это было не в пользу города.
Охрана на входе в резиденцию была еще более внушительная, чем на въезде в деревню. Но встретили нас вежливо: обыскивать не стали, попросили обождать в удобных плетеных креслах нижнего холла и предложили квас, дабы слегка освежиться с дороги. Распорядитель, низко кланяясь, отправился с докладом к хозяину, и, не прошло и четверти часа, как он вернулся, радушно разводя руки в стороны, словно намереваясь заключить нас в дружеские объятия.
— Господа, вас ожидают! Прошу следовать за мной!..
Я одним глотком допил квас — чуть кисловатый, совсем не сладкий, чудесно утолявший жажду, и поднялся на ноги. Топорков шел рядом: хищный, нацеленный на борьбу. Он разительно изменился за это утро. Из человека, практически списавшего себя со счетов, он превратился в бойца, уверенного и опасного. Этот человек пойдет до последнего, терять ему нечего, а приобрести можно многое, и главное — смысл жизни, цель.
Человек без цели — это четверть человека, ущербное существо, способное только потреблять. А главная и самая важная цель — служить отечеству. Я в это верил, хотя иногда жизнь и заставляла усомниться в данном утверждении.
Кабинет, в который нас проводили, оправдал мои ожидания, и был столь же хорош, как и все остальное вокруг. Убранство дышало богатством: дорогие ткани на стенах, массивная мебель, и, конечно, меха и самоцветы — вот чего здесь точно было в избытке. На полу волчьи и медвежьи шкуры, вперемешку с соболем, горностаем, чернобуркой. Каждый предмет обстановки был инкрустирован разноцветными камнями: изумруды, рубины, топазы — и тут же рядом, но на равных, и даже превалируя: малахит, яшма, сердолик, хризопраз, янтарь, оникс. И при этой роскоши убранство вполне соответствовало современному деловому стилю, принятому в столице: я увидел и стационарный переговорник на огромном столе красного дерева, и карту Руссо-Пруссии на стене с указаниями известных месторождений, и портер императора Константина. Все вместе выглядело весьма гармонично и многое говорило о хозяине.
Власий Ипатьевич Морозов оказался именно таким, как я ожидал. Как может выглядеть промышленник, миллионщик, уральский царь и бог, но при этом народник и традиционалист? Именно так: высокий, плотный мужчина, с широким лицом и бородой лопатой, одетый в косоворотку, подпоясанную красным поясом, плотный, несмотря на теплую погоду, длиннополый сюртук, и широкие брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами. Тут же на столе лежал простой картуз.
Он тяжело поднялся из-за стола, а за его плечами неприметно стоял мелкий, плюгавый человечек в круглых очках и с папкой документов в руках — явный счетовод-бухгалтер, по сути, важнейший человек, знающий, как правило, все явные и тайные дела своего господина.
— Чему обязан неожиданным визитом?
— Мы уже передали вашему помощнику, что лишь служебная надобность привела нас под крышу сего гостеприимного дома, — витиевато начал Топорков. — Мне поручено сопроводить господина Бреннера, финансового ревизора из столицы, который прибыл с инспекцией. Надеюсь, это — лишь формальность, и уже завтра или послезавтра мы завершим наш визит. Сожалею, что не сумели предупредить вас заранее, сами понимаете, служба.
— Вы хотите проверить отчетность по рудникам? — сходу перешел к делу Морозов. — Вот вам мой делопроизводитель, его фамилия Хорьков, он покажет все нужные бумаги. Расположиться предлагаю в гостевом тереме, там вас обеспечат всеми необходимыми удобствами. Более не могу уделить вам время, дела…
— Мы понимаем, уважаемый Власий Ипатьевич, но еще один момент — нам необходимо посетить сами рудники. Хотя бы один, ближайший. Это обязательное условие проверки.
— Что же, мне нечего скрывать от императора. Вас проводят на рудник и покажут все, что вам будет интересно. Казбек, распорядись! — из-за портьеры выдвинулась массивная фигура. Столь же высокий, как Морозов, но по-юношески стройный, поджарый, одетый в черкесский костюм, с кинжалом у пояса. Надо признать, я не заметил присутствия в комнате телохранителя. Старею.
Морозов кивнул нам, не добро, но и не враждебно, и дал понять, что время визита окончено. Да, тяжелый человек, такого с наскоку не одолеть. Уральский характер. Но главного мы добились — нас приняли, кажется, без подозрений, и дали доступ к руднику. Конечно, соглядатаев нам приставят столько, что ни шагу в сторону, но это — решаемый вопрос.
Вот только если Морозов решит перепроверить наши слова и свяжется с шефом департамента полиции Черногорска, то у нас могут возникнуть проблемы. Но я делал ставку на то, что личность Топоркова миллионщику известна, и ни в каких играх он нас подозревать не станет — слишком опасно, никто по собственной воле не стал бы шутить с Морозовым подобным образом. А проверки — дело привычное, как для проверяющих, так и для хозяев. Я прекрасно представлял, как они проводятся: фиктивная инспекция, несколько богатых подарков инспектору, и все нужные подписи мигом окажутся в бумагах. Так что мы для него — что мелкая вошь, если нужно, раздавит пальцем, а до поры до времени и внимания не обратит. К тому же Топорков не забыл договориться с коллегами по Департаменту, что нужно сообщать в случае запроса со стороны. Уж не знаю, как он это проделал, не вызвав подозрений, но в его слове я был уверен. Раз сказал, что решил вопрос, значит решил.
— Прошу, господа, за мной, — Казбек говорил чисто, безо всякого акцента, которого невольно ожидаешь, глядя на его колоритные одежды.
