Мы же подошли к делу с другой стороны. Машина обошлась в кругленькие тридцать миллионов. Как я понимаю, постройка ее субсидировалась концерном Рокфеллера или что-то в этом роде. Но в эту сумму вошла только первоначальная стоимость, без эксплуатационных расходов. А эта штука потребляла чудовищное количество энергии.
Тогда мы, проводники, обратились к
денежным мешкам,
к тем людям, которых мы обслуживали и которыми в Америке, кажется, хоть пруд пруди. Не в обиду будь сказано, дружище. Многие из них были в состоянии сделать существенный взнос за то, что машина времени перенесет их в прошлое. Так мы помогли финансировать эксплуатацию машины в научных целях при условии, что нам будет уделена часть времени по справедливости.
Не тратя лишних слов, скажу лишь, что в конце концов для распределения машинного времени проводники образовали синдикат из восьми членов, одним из которых стала фирма «Риверз и Айяр».
В пятой экспедиции нашими кормильцами оказались два сахиба: оба американцы, обоим шел четвертый десяток, крепкие парни и, главное, платежеспособные. В остальном же не было на свете двух более несхожих людей.
Кэртни Джеймс, богатый молодой человек из Нью-Йорка, всячески прожигал жизнь и не понимал, почему это приятное времяпрепровождение не должно продолжаться вечно. Цветущий, рослый парень, почти как я, но уже начинающий тучнеть. Он был женат в четвертый раз, и, когда появился в конторе с блондинкой, у которой прямо-таки на лице было написано, что она манекенщица, я принял ее за четвертую миссис Джеймс.
– Мисс Бартрэм, – поправила она меня, смущенно хихикнув.
– Моя жена в Мексике, где она, судя по всему, добивается развода, – пояснил Джеймс. – Так вот. Банни, которую вы видите перед собой, хотела бы вместе со мной отправиться...
– Сожалею, – перебил я, – но мы не берем дам. И тем более в поздний мезозой.
Это было не совсем верно, но я не хотел впутываться в семейные дела, ведь мы и так подвергаемся риску, отправляясь на поиски малоизвестной фауны.
– Чепуха! – сказал Джеймс. – Раз она хочет, она поедет. Она ходит на лыжах, управляет моим самолетом, так почему бы ей и...
– Не в правилах фирмы.
– Если мы наткнемся на опасного зверя, она отойдет в сторонку.
– Нет. К сожалению, это невозможно.
– К дьяволу! – сказал он, багровея. – В конце концов я плачу вам кругленькую сумму и имею право взять с собой кого хочу.
– Принцип есть принцип. Плата тут ни при чем. Не согласны – ищите другого проводника.
– Ладно. Так я и сделаю. И скажу всем друзьям, что вы проклятый... – Ну, тут он наговорил такого, о чем я лучше умолчу. Кончилось тем, что я велел ему убираться, пригрозив вышвырнуть его вон.
Я сидел в конторе, с грустью размышляя об уплывших денежках, которые Джеймс отвалил бы мне, не будь я таким упрямцем, когда вошел второй барашек, некто Огэст Холтзингер. Небольшого роста, худощавый, бледный малый в очках, вежливый и чопорный, не в пример первому – ветреному и наглому.
Холтзингер присел на краешек стула и начал:
– Видите ли, мистер Риверз, я не хотел бы, чтобы у вас сложилось обо мне неправильное впечатление. По натуре я не бесшабашный бродяга и, наверное, умру со страха, повстречавшись с живым динозавром. Но я решил твердо: или голова динозавра будет висеть над моим камином, или пусть я погибну, охотясь за этим трофеем.
– Все мы вначале хватили страху, – подбадривал я его. Оттаяв, он рассказал мне свою историю.
В то время как Джеймс всю жизнь купался в золоте, Холтзингер лишь недавно стал на ноги. Раньше у него было небольшое дело здесь, в Сен-Луи, и он только-только сводил концы с концами, как вдруг один из его дядей неожиданно сыграл в ящик, оставив Оги кучу денег.
Он никогда не был женат, но у него есть невеста. Сейчас он строит большой дом, и, когда тот будет закончен, они поженятся и переедут в него. И одним из предметов меблировки должна стать голова цератопса над камином. Ну, вы знаете, огромная рогатая голова, клюв попугая, костяной воротник вокруг шеи.
Мы толковали обо всем этом, когда вошла девушка, да нет – девчушка лет двадцати, ничего особенного.
– Оги! – говорит она, обливаясь слезами. – Ты не можешь! Ты не должен! Тебя убьют!
Она судорожно обняла его и, обращаясь ко мне, сказала:
– Мистер Риверз, вы не должны брать его с собой! Он для меня все.
– Милая мисс, – ответил я, – ни в коем случае не хотел бы причинять вам огорчения. Путь мистер Холтзингер решит сам, нужны ли ему мои услуги.
– Бесполезно, Клэр, – сказал Холтзингер. – Я отправляюсь. Хоть, кажется, я ненавижу каждый миг этого предстоящего путешествия.
– В чем дело, дружище? – спросил я. – Не хотите – не езжайте. Вы что, держите пари?
– Нет, – сказал Холтзингер. – Дело в другом. Как бы вам это объяснить... Понимаете, я самый заурядный человек. Нет у меня ни блестящего ума, ни силы, как у быка, ни смазливой физиономии. Я всего лишь обыкновенный маленький бизнесмен со Среднего Запада. А между тем я всегда мечтал отправиться в далекие края и совершить там что-нибудь необыкновенное. Я бы хотел быть рисковым парнем. Как вы, мистер Риверз.
– Ну что вы! – запротестовал я. – Жизнь охотника-профессионала кажется блестящей только со стороны. Для меня охота – лишь кусок хлеба.
Он покачал головой.
– Нет, нет... Вы же понимаете, что я имею в виду. Теперь, получив наследство, я мог бы посвятить остаток жизни игре в бридж и гольф. Но я твердо решил совершить нечто необычное. Так как охоты на крупного зверя в наше время уже нет, я решил застрелить динозавра и повесить его голову у себя над камином.
Холтзингер и его девушка продолжали препираться, но он не сдавался. Тогда она заставила меня поклясться, что я буду беречь Оги как зеницу ока, и ушла вместе с ним, всхлипывая.
После ухода Холтзингера кто бы вы думали вошел в контору? Мой вспыльчивый друг Кэртни Джеймс. Он извинился за оскорбления, хотя едва ли в самом деле сожалел о них.
– Я не так уж часто бываю в дурном настроении, – сказал он. – Только в тех случаях, когда люди не хотят соглашаться со мной. Тогда я иногда срываюсь. Но пока они проявляют готовность к сотрудничеству, со мной не трудно поладить.
Я прекрасно понимал, что для него «сотрудничество» – это когда все поступают так, как того хочет Кэртни Джеймс, но не стал наступать на его любимую мозоль.
– Как насчет мисс Бартрэм? – спросил я.
– Мы поссорились, – сказал он. – С женщинами покончено. Так что, если вы ничего не имеете против, продолжим наш разговор с того места, где мы его прервали.
– Идет, – согласился я. – Бизнес есть бизнес!
Раджа и я решили, что вместе отправимся в охотничью экспедицию на восемьдесят пять миллионов лет назад: в раннюю эпоху верхнего мелового периода, или в средний мел, как называют его некоторые американские геологи. Это были самые лучшие денечки для динозавров на Миссури. К тому же период представлял больший интерес с точки зрения разнообразия форм.
Что касается снаряжения, то мы с Раджей держали по «континенталю-0.600» и несколько ружей калибром поменьше. В то время наш капитал был еще невелик, и мы не могли приобрести лишних «шестисоток», чтобы давать их напрокат.
Между тем Огэст Холтзингер как раз хотел взять ружье напрокат, полагая, что эта охотничья экспедиция останется единственной в его жизни и потому бессмысленно выкладывать тысячу с лишним долларов за ружье, из которого ему придется выстрелить всего несколько раз. Но поскольку у нас не было лишней «шестисотки», ему приходилось выбирать: либо купить ее, либо взять напрокат одно из наших ружей меньшего калибра.
Мы отправились за город испытать «шестисотку». Установили цель. Холтзингер с трудом поднял ружье, словно оно весило целую тонну, и выстрелил. Пуля ушла «за молоко», а сам он повалился на землю.
Он встал бледнее обычного и вернул мне ружье со словами:
– Знаете... я лучше опробую какое-нибудь полегче.
