Наказание - Никита Владленович

Глаза открываются. На веках до этого словно какие-то скобы, и, в местах, где они соприкасались, всё горит огнём. Белый шум в ушах затихает, пропуская к перепонкам окружающие звуки. Начинается возня: кто-то гремит цепями, надеясь, что сегодняшнее совершенно иначе, чем вчерашнее. Девушка напротив меня, у противоположной стены, уже который день просыпается со рвотой. Новенькая.

От холодного пола, на котором мы спим, такая же боль в спине. Впрочем, всё, как и прошлым утром. Через несколько минут, когда, наконец, все поймут, что ничего не поменялось, войдёт надзорщик. Я уже давно перестала бояться его, но почему-то, изо дня в день, как только ключ громко входит в замочную скважину, меня бросает в дрожь.

Вот он. Оборот. Ещё оборот. Ещё два. Щёлочка между громадной дверью и полом скрывается и к нам забирается его силуэт. Всё, как и день назад. Он чиркнет спичкой, возле своих полуслепых глаз и подожжёт фитиль на лампе в центре комнаты.

Когда огонь осветил его лицо, у меня снова сжалось сердце. Это не прекратить. Они не дадут тебе права перестать боятся. Лицо надзорщика, помимо мутных глаз, пугало отсутствием кожи: на её месте позеленевшие лоскуты гнилого мяса. Не лицо, скорее рыло с клыками. Гнилые лоскуты блестели от пламени спички и какая-то жидкость из щелей между мышцами медленно стекала к его шее.

Свет разлетелся по комнате, и мы увидели друг друга. Десятки нагих тел. Девушка напротив меня выглядела зелёной от тошноты. Надзорщик снова сорвался на неё. Сказав что-то непонятно и очень громко, он вырвал её цепи из стены и поволок её за них из комнаты на свет.

Я оглядела остальных. Знакомые лица. За непослушание многим отрывали волосы или обривали, но сейчас таких осталось мало. Все смирно ждут очереди. Наверное, только в моих глазах нет такой пустоты, которая у каждой из них. Я так же недавно здесь.

Пробежавшись взглядом ещё дальше, в правом углу нашла счастливицу. По-моему, Маргарет, или ещё как… Она лежала, прислонившись к плечу девушки, что сидела рядом, но та испугалась и оттолкнула её в другую сторону. Маргарет была мертва. Её пустые глаза больше ничего не боялись и спокойно смотрели в пол, куда опорожнила желудок Новенькая.

Надзиратель вернулся один. Его грузные шаги через открытую дверь повторялись по два-три раза из-за эха. Снова дрожь. Рыло появилось в комнате и начался гул. Все завизжали от ужаса. Даже я, хоть и пыталась это остановить. Он подбежал к безжизненной Маргарет и начал смотреть немного выше неё. Она не двигалась. Тогда Надзиратель снова выругался, отцепил её и точно так же выволок из комнаты.

И опять тишина. Все, словно под гипнозом, смотрели в пол. Из-за двери раздались звонки. Как удары по большому колоколу. Они разлетались по коридору волнами и, придя в нашу комнату, исполнили своё предназначение. Как только уши слышали звон, наши желудки будто скручивало. Они наполнялись кислотой и горели, жгли, как при волчьем голоде. Это была ещё одна ниточка, за которую ОНИ дёргали, чтобы сломать нас.

Надзиратель возвращался к нам и бросал каждой по миске с едой. По миске с сырым мясом. Я старалась не глядеть в неё. Ещё не разу не видела, что в ней конкретно, но сопротивляться голоду было невозможно. Желудок сжимался, и кислота жгла его сильнее и сильнее — больше нескольких минут мне выдержать ещё не приходилось.

Вытянув цепи из стены, я, как и все остальные, взяла миску с пола и с закрытыми глазами стала глотать всё из неё, не прожёвывая. Всегда, с самого первого глотка, лицо начинало обливаться слезами. Мясо застревало в горле, отказываясь идти дальше, но мы продолжали есть, запивая мясными соками со дна миски.

Когда все побросали свои миски и снова уселись, Надзиратель забирал их и до конца дня больше не приходил.

Вместо него, сразу же, в дверном проёме оказывалась миссис Чарв. Она всегда приходила следом за Надзорщиком, словно это он и есть, но выглядела живой. Я бы даже сказала — красивой, если бы не до смерти ненавидела её.

— Здравствуйте, женщины, я Ада Чарв. — сказала она, уставившись на меня, — На меня возложена вся ваша дальнейшая реабилитация. Пойдём по списку…

Я отвела от неё глаза. Имена в списке всегда были одни и те же, но она от раза к разу, задумчиво смотрела на них.

— Грейс, ты первая! — указала она на меня.

Цепи раскрылись, и я освободила руки. ОНИ всё предусмотрели. Я даже не знала куда бежать и ноги сами по себе повели меня вслед за миссис Чарв.

Выйдя в коридор, я увидела тысячи таких же дверей, как у нас, приоткрытых, в которых царила тишина. За дверьми — такие же нагие женщины, прикованные к стенам, сидящие на холодном полу и смотрящие вниз. Мы дошли до перекрёстка. Миссис Чарв со смешком вспоминала куда нужно повернуть, обернулась ко мне:

— Ты не помнишь, где мой кабинет, Грейс?

Я была готова вцепиться ей в шею, разорвать её улыбчивый рот руками и задушить. Но рука поднялась, и я указала ей «Налево». Миссис Чарв улыбнулась и пошла дальше. Через ещё такой же бесконечный коридор с дверьми, мы подошли ко входу в кабинет с табличкой «Ада Чарв» и вошли внутрь.

Белые полы и стены, чистота, от которой повторилась резь в глазах. Я послушно уселась в кресло, сама застегнула оковы на шее и левой руке, а миссис Чарв застегнула правую руку. Ноги не было смысла заковывать — они больше меня не слушались.

— Итак, начнём. — Чарв развернула большую папку с моей фотографией. — Ага… Нил… Так? Мальчик, правильно?

Она спрашивала, как в самый первый раз. Изменился со вчера только день, который прожил Нил.

— Значит я пришла на сеанс уже в…

— …Шесть тысяч сто девятый день… — Миссис Чарв посмотрела в папку и покачала головой. — Ой-ой. Не лучший для Нила день.

Я только хотела что-то сказать, но моя голова откинулась назад. Миссис Чарв продолжала спокойно сидеть и качать головой. Всё вокруг почернело и тотчас начало проявляться.

Я оказалась в комнате Нила. Точнее в его голове. Могла видеть его глазами, чувствовать всё, чего он касается, что он пробует на вкус. Он только что проснулся.

На будильнике телефона, который он спросонок изъелозил пальцем, горело 6:30 утра.