Лорел Гамильтон - Сны инкуба

Была октябрьская свадьба. Невеста — ведьма из группы раскрытия преступлений со сверхъестественной подоплёкой. Жених зарабатывает на жизнь подъёмом зомби и убийством вампиров. Звучит как хэллоуинская шутка, но так все и было.

Гости со стороны жениха — в чёрных фраках с оранжевыми бабочками галстуков на белых сорочках. Со стороны невесты — в оранжевых вечерних платьях. Не так часто удаётся увидеть вечернее платье оранжевого хэллоуинского цвета. Я с ужасом думала, что придётся выбросить триста долларов за такое чудище. Но так как я была гостьей со стороны жениха, можно было обойтись фраком. Ларри Киркланд, жених, коллега и друг, остался при своих пистолетах. Он отказался заставлять меня появляться в платье, разве что я сама того захочу. Гм, дайте-ка подумать… Триста долларов за оранжевый кошмар, который я скорее сожгу, чем надену второй раз, или сотня за прокат фрака, который можно вернуть. Дайте-ка ещё раз подумать…

Я выбрала фрак. Но туфли под фрак пришлось-таки покупать. В прокате фраков ничего не было седьмого женского размера. Ну и ладно. Пусть даже эти семидесятидолларовые туфли я тоже никогда больше не надену, все равно я считала, что мне повезло.

Пока я смотрела, четверо подружек невесты в пышных оранжевых платьях прошли по центральному проходу между рядами. Волосы у них были уложены колечками, а косметики было столько, сколько я ещё ни на ком из них не видела, и я снова ощутила, как мне повезло. Они несли кругленькие букетики оранжевых и белых цветов, оплетённые чёрным кружевом, оранжевыми и чёрными лентами, свисавшими шлейфом. А я просто себе стояла в первых рядах, держа одной рукой запястье другой. Распорядительница свадьбы будто все время боялась, что друзья жениха дружно станут ковырять в носу или ещё что-нибудь ужасное сделают, если у них руки не будут заняты, и потому всем велела стоять, держась за собственное запястье. В карманы руки не совать, на груди не складывать, тем более над пахом не сцеплять. Я на репетицию ооздала — кто бы удивился? — и распорядительница вроде бы решила, что я буду оказывать на мужчин цивилизующее влияние — просто потому, что мне выпало родиться женщиной. Но почти сразу она поняла, что я такая же неотёсанная, как и они. Честно говоря, мне казалось, что мы все прилично себя ведём. Просто ей неуютно было возле мужчин, или возле меня. Может, из-за пистолета, который на мне был.

Но никто из друзей жениха, в том числе и я, не подали ей повода для жалоб. Это день Ларри, и никто из нас не хотел его портить. Ах, да, ещё и день Тамми.

Невеста вошла в церковь, опираясь на руку отца. Мать уже сидела на передней скамье, одетая в светло-жёлто-оранжевое, которое на ней, признаю, смотрелось хорошо. Она сияла и плакала и казалась одновременно и несчастной, и на седьмом небе от радости. Миссис Рейнольдс и была причиной этой торжественной церковной свадьбы. И Ларри, и Тамми были бы вполне довольны более скромным обрядом, но Тамми не способна сказать матери «нет», а Ларри просто не хотел конфликтов с будущей тёщей.

Детектив Тамми Рейнольдс великолепно смотрелась в белом, под фатой, закрывавшей лицо как туманный сон. На ней тоже было столько косметики, сколько я никогда раньше не видела, но гвоздём программы был шитый бисером вырез и юбка-колокол. Казалось, это платье само может идти по проходу — и уж точно может стоять само. С волосами Тамми что-то такое сделали, что они лежали гладко и были убраны с лица, и можно было видеть, как она ослепительна. До сих пор я даже не замечала, что детектив Тамми — просто красавица.

Я стояла в конце ряда друзей жениха — это были я и трое братьев Ларри, — так что мне приходилось вытягивать шею, чтобы заглянуть Ларри в лицо. Он отлично выглядел, вот только бы в обморок не грохнулся. Он так уставился на Тамми, будто его молотом двинули промеж глаз. Конечно, если бы с ним часа два повозиться, накладывая грим, он бы тоже смотрелся картинкой, но мужчины насчёт этого не беспокоятся. Двойные стандарты живут и процветают. Женщине полагается в день свадьбы быть красивой, а жениху — стоять и не конфузиться. И её не конфузить.

Я отодвинулась чуть назад и постаралась никого не конфузить. Волосы я завязала сзади ещё влажными, и они лежали гладко. Я их не стригла, и потому это было самое большее, что я могла сделать, чтобы выглядеть мальчишкой. И некоторые другие анатомические подробности тоже этому не способствовали. Я девушка фигуристая, и даже во фраке, сшитом для мужчины, оставалась фигуристой. Никто на это не жаловался, однако распорядительница закатила глаза, когда меня увидела. Но вслух сказала только одно:

— Вам бы не помешало чуть сильнее накраситься.

— Никто больше из друзей жениха вообще не красился, — возразила я.

— Вы хотите выглядеть симпатично?

Поскольку я считала, что и так достаточно хорошо выгляжу, ответ был только один:

— Не особенно.

Это был мой последний разговор с этой свадебной дамой. Она положительно стала меня избегать. Будто она до того считала, что раз у нас с ней у обеих яичники вместо яиц, то мы должны выступать единым фронтом. И вообще, чего мне беспокоиться, как я выгляжу? Это день Тамми и Ларри, а не мой. Если — и это ещё какое если! — если я когда-нибудь буду выходить замуж, вот тогда и озабочусь своим внешним видом. А пока ну его. И вообще я косметики намазала и без того больше, чем обычно бывает. То есть хоть сколько-то. Моя мачеха Джудит все твердит мне, что когда мне будет тридцать, я по-другому буду думать насчёт всех этих женских штучек. До этого критического три-ноль у меня ещё три года, так что не стоит паниковать заранее.

Отец Тамми вложил руку дочери в руку Ларри. Тамми на три дюйма выше Ларри, а на каблуках — ещё больше. Я достаточно близко стояла к жениху, чтобы увидеть, какой взгляд отец невесты на него бросил. Не слишком дружественный. Она уже три — нет, почти четыре месяца беременна, и виноват Ларри. То есть виноваты Тамми и Ларри, но вряд ли отец придерживался этой точки зрения. Нет, мистер Натан Рейнольдс явно возлагал вину на Ларри, будто Тамми похитили из девичьей кроватки и вернули дефлорированную и беременную.

Мистер Рейнольдс поднял фату Тамми, открывая миру эту тщательно наведённую красоту. Потом торжественно поцеловал её в щеку, последний раз мрачно глянул на Ларри и повернулся с радостной улыбкой к жене, сидящей на передней скамье. И тот факт, что он так быстро сменил выражение лица, повернувшись лицом к публике, меня встревожил. Мне не понравилось, что новоиспечённый тесть Ларри так отлично умеет лгать, и я задумалась: а чем он на жизнь зарабатывает? Однако это у меня естественная подозрительность, от долгой работы в тесном контакте с полицией. Цинизм страшно заразен.