Алексей Атеев - Загадка старого кладбища

Если бы кто-нибудь рассказал Валентине Сергеевне Петуховой о том, в какой водоворот таинственных и невероятных событий она будет вовлечена, эта пожилая, но весьма энергичая дама только посмеялась бы. Ни во что сверхъестественное она не верила. Мало того, она всю жизнь боролась с религиозным мракобесием и была ярой атеисткой. Библиотека, которой руководила Валентина Сергеевна, отличалась высоким уровнем атеистической пропаганды. Здесь постоянно устраивались различные выставки, развенчивающие неприглядную роль религии в современном обществе. Другим ее увлечением были сбор и засолка грибов. Эти две, казалось бы, противоположные страсти мирно уживались в кипучей душе Петуховой.

Грибам, или микологии, как научно изъяснялась Валентина Сергеевна, она посвящала многие часы и считала их лучшим отдыхом. Почти каждый свой отпуск проводила она в глухих лесных деревушках, прочесывая березовые рощи и сосновые боры в поисках грибных эльдорадо. Никогда не собирала грибов в уже известных ей местах, постоянно выискивала все новые неизвестные уголки.

И нынешний отпуск она решила провести в дотоле неизвестном месте. Как-то, возвращаясь на электричке из очередного грибного похода, она случайно подслушала разговор двух старушек. Из тихого разговора, не все подробности которого она расслышала, удалось уяснить, что есть-де такая деревушка Лиходеевка, так вот у этой деревушки белый гриб попадается в таком изобилии, что хоть косой коси, однако нужно знать места. Да и с самой Лиходеевкой не все в порядке, что-то в этой деревушке неладно.

— Нечисто там, — выразилась одна старушка.

«Видать, дебри непролазные, — подумала Петухова, — небось ни пройти, ни проехать».

И вот наступил долгожданный отпуск. Август только начинался. Стояла именно та погода, которую так любят грибники. Ночью сеял мелкий теплый дождик, а с утра день был свеж и ясен. Для понимающего человека лучше погоды не бывает. Валентина Сергеевна собралась в дорогу без промедления. На удивление быстро нашла попутную машину и вскоре уже тряслась в кабине грузовика. Шофер попался неразговорчивый. Он всю дорогу молчал и, как казалось Валентине Сергеевне, был чем-то рассержен. На нее он, казалось, не обращал внимания и на все ее попытки заговорить с ним упорно отмалчивался. И только в самом конце пути, услышав, что попутчица едет в Лиходеевку собирать грибы, внимательно посмотрел на нее, отвлекшись на минуту от дороги. При этом машину основательно тряхнуло.

— За грибами, значит? В Лиходеевку? — На лице его появилась гримаса насмешливого сострадания. — Зря вы это затеяли, дамочка. Грибов сейчас кругом много. Зачем же в эту Лиходеевку? Убежите вы оттуда без оглядки, попомните мои слова.

На вопрос, что же там такого страшного, шофер хмыкнул, покосился на нее и почему-то смущенно промолвил: «Комаров больно много»: Машина съехала с разбитого тракта и поехала лесом. Ветки берез то и дело ударяли по кабине, обдавая Валентину Сергеевну дождевой влагой, и она поспешно закрыла окно.

Вдруг лес расступился, и показалась деревня.

— Вот она, Лиходеевка, — сказал шофер и, притормозив, повернулся к Валентине Сергеевне: — А может, дальше поедете, до Кутушева, там тоже грибов тьма, а места не в пример спокойнее.

Но она отрицательно замотала головой и стала совать водителю деньги, от которых тот решительно отказался.

— Назад повезу — рассчитаемся, — засмеялся он и махнул рукой на прощание.

Машина уехала, а Валентина Сергеевна остановилась у края дороги и огляделась.

Сельцо, которое предстало перед изумленными глазами Валентины Сергеевны, словно сошло с идиллического пейзажа девятнадцатого века. Столетние липы и тополя обрамляли десятка три беленых хат, крытых чуть ли не соломой. Не видно было даже привычных телеграфных столбов. И хотя ярко светило солнце и все сверкало красками августовского дня, от этой идиллии становилось почему-то печально и даже тревожно. Может, причиной была абсолютная тишина, стоявшая вокруг. Не слышалось привычных звуков деревенской жизни: кудахтанья кур, мычания скотины, собачьего лая.

«Вымерли здесь все, что ли?» — с тревогой подумала Валентина Сергеевна и побрела по заросшей куриной слепотой тропинке к крайнему дому.

В огороде какая-то женщина полола картошку. Валентина Сергеевна поздоровалась и поинтересовалась, нельзя ли где поселиться на время?

— А чего вам здесь? — спросила женщина, оказавшаяся при ближнем рассмотрении совсем старой, с морщинистым, как печеное яблоко, лицом.

— Да отдохнуть хочу, — молвила Валентина Сергеевна, осматриваясь вокруг. Ей понравилась аккуратная изба, чистота и порядок во дворе.

— Дачница, значит, — протянула старуха с сомнением. — Только дачникам у нас делать нечего. Кругом болота да леса дремучие. Их у нас отродясь не бывало. Пробовали некоторые, да долго не выдерживали. Муторно тут без привычки.

Старуха перекрестилась.

— А грибы тут у вас есть? — полюбопытствовала Валентина Сергеевна.

— Грибов-то пропасть. Да не больно-то их собирают, в лесах этих проклятых.

— Так, может, пустите на постой? — продолжала гнуть свое Петухова.

— Да живи, жалко, что ли! Только долго ли ты проживешь?

— Недели две точно.

— Я не об этом. Ну да ладно, пошли в дом.

Внутри избы было очень чисто, но как-то сумрачно. Передний угол занимал большой киот с иконами, теплился синенький огонек лампадки.

Они вошли в комнату поменьше. У стены, завешенной ярким ковриком, на котором черкес целился из ружья в тигра, стояла большая никелированная городская кровать. На подоконнике краснели горшки с геранью, мерно тикали ходики на стене.

Непонятно, но в первые полчаса, проведенные в Лиходеевке, Петухова чувствовала себя как-то неуверенно. И главное, причина этого дискомфорта была ей неведома. Но комнатка, где предстояло жить, настолько понравилась, что она повеселела.

— А почему ваша деревня Лиходеевкой называется? — поинтересовалась Петухова.

— А потому, — насупилась старуха, — что дела в ней лихие творились, да и сейчас случаются.

И она опять перекрестилась.

«Богомольная какая», — подумала Валентина Сергеевна. Но слова старухи заставили ее насторожиться.

— Это какие же лихие дела?

— Долго рассказывать, да и не к ночи, — буркнула старуха. — Давайте-ка лучше я самовар поставлю. Чай пить будем.

Пока закипал самовар да потом пили чай, и Валентина Сергеевна угощала старуху (как оказалось, ее звали Агриппина Кузьминична) городскими лакомствами, быстро стемнело. И внезапно на Петухову навалилась такая усталость, что она едва добралась до никелированной кровати и погрузилась в пуховик. Сонное сознание успело зафиксировать яркий свет луны, пробивающийся сквозь заросли герани на окне, и тонкий комариный писк.