Екатерина Неволина - Три цвета ночи

Он стоял среди идущей толпы, рассекая ее, словно отточенный нож, – черноволосый парень в грубой рокерской куртке и потрепанных джинсах. Люди инстинктивно обходили его. Ни один не задел локтем, не толкнул в спину. И только изредка кто-нибудь из прохожих вдруг оборачивался, чтобы взглянуть на эту странную, застывшую каменным изваянием фигуру.

Он смотрел на растекающийся по небу закат. Солнце исходило кровью, умирая на алтаре приближающейся ночи. Так происходило изо дня в день. Из года в год. Он видел уже десятки, тысячи таких закатов. И тем не менее сегодняшний был совершенно особенным. Первый закат после долгих десятилетий, проведенных на чужбине…

Парень жадно втянул ноздрями воздух. Как давно он не чувствовал этот пьянящий запах! Он уже почти забыл его, как и многое другое, откинув все бесполезное ради одного дела. Ради того, что являлось для него самым важным и стоило дороже, чем горстка старых, рассыпавшихся пеплом воспоминаний, дороже, чем жизнь.

Этим делом была Охота. А он – лучшим Ловчим Ее королевского Величества.

Они прибыли в этот город прошлой ночью. Он и королева со своей малочисленной свитой, и теперь находились на территории врага.

Город принадлежал тем – другим, разметавшим свои щупальца-Дома, словно моровую язву, по мегаполисам всего мира. Они считали, что могут жить среди людей, и действительно проникли в человеческое общество, как проникают в организм раковые клетки.

Его народ честнее. Он не придумывает красивых слов, чтобы скрывать за ними не слишком приглядные намерения. Он называет все своими именами. Охоту – охотой. Кровь – кровью. Пищу – пищей.

Его народ – это истинные дети ночи, а не такие, как те вымороченные бледные тени, позабывшие о том, что такое Охота, чей нюх притупился настолько, что они уже не могут отличить по запаху своих новых братьев.

Ловчий брезгливо поморщился – он не мог представить себе более жалкого зрелища.

Под ногами лежала булыжная мостовая – почти такая же, как когда-то… Давным-давно… Тревожно гудели, переговаривались колокола.

– явственно звучало в их раскатистых мощных голосах.

Круг замкнулся. Он вернулся в то место, откуда и пришел когда-то. Если все получится, они отвоюют этот город.

Колокола уже не звонили, но отзвук еще долго – и совсем осязаемо – висел в неподвижном воздухе.

Ловчий улыбнулся и мимоходом коснулся своего счастливого амулета. Старый серебряный крестик всегда приносил ему удачу.

Забавно, многие из братьев боялись этого символа как огня. По мнению Ловчего, весь вопрос был в вере. Он не задумывался, не пытался анализировать, он знал, что крестик, который был с ним с незапамятных времен, не мог причинить ему вреда.

– Я вернулся, – сказал Ловчий городу и, влившись в толпу, зашагал по мощенной крупным булыжником площади.

Примерно через час ему была назначена высочайшая аудиенция.

– Моя королева, – Ловчий церемонно склонился перед высокой медноволосой женщиной и почтительно поцеловал край ее платья.

Для него это платье всегда оставалось белым, несмотря на всю пятнающую его грязь. Он просто не замечал таких мелочей, ведь она – его госпожа, его королева.

Женщина была удивительно красива: рассыпанные по плечам в беспорядке тугие медные кудри, огромные, пронзительные зеленовато-карие глаза. Если заглянуть в эти глаза, казалось, будто стоишь на краю глубокой пропасти, опасной и манящей одновременно. Они были так хороши, что смотреть в них было почти невозможно. Слишком больно, слишком ярко, слишком… опасно. Одета она была в белый кожаный корсет и сетчатую юбку – кое-где порванную, кое-где заляпанную застаревшими пятнами крови и украшенную по подолу увядшими бордовыми розами.

Женщина милостиво улыбнулась и протянула ему узкую белую руку, но тут же резко отпрянула.

– Сними! Сейчас же это сними! – взвизгнула она. – Я говорила тебе никогда не приходить ко мне в ЭТОМ!

Ловчий склонил голову и с неохотой стащил с шеи засаленный шнурок, на котором покачивался потемневший серебряный крестик, посмотрел на него и спрятал в задний карман старых джинсов с обтрепанными по низу буквально в лапшу брючинами.

– Прости, моя королева.

Они находились в небольшой комнатке, похожей скорее на заброшенное подсобное помещение. Стены, выкрашенные ярко-синей краской, давно облупились, на когда-то белой, а теперь серо-желтой штукатурке темнели уродливыми струпьями пятна сырости, а посреди потолка свисала на оголенных проводах одинокая разбитая лампочка. Пол в комнате был покрыт грязно-желтым истертым линолеумом. Обычная подсобка, если бы не висевшее на дальней стене огромное зеркало в массивной раме, представляющей собой переплетение виноградных лоз, отягощенных пышными гроздями ягод, и гибких веток, сплошь усыпанных некрупными дикими розами. Это роскошное зеркало в позолоченной раме, казалось, только сильнее подчеркивало вызывающую нищету комнаты.

Однако ни женщина, ни мужчина, похоже, не замечали убогой обстановки и держались, словно присутствовали на приеме в сверкающем золотом и хрусталем королевском дворце.

Рыжеволосая села на старый, вылинявший стул так, будто это был трон, вырезанный из слоновой кости и инкрустированный белым золотом и драгоценными камнями.

Ловчий устроился у ее ног, и она положила руку ему на голову, ласкающим жестом провела по стянутым резинкой черным волосам.

– Мой верный Там Лиин, – сказала королева голосом звучным и тягучим, как густой вересковый мед, как старинные напевы, – ты найдешь ее? Ты найдешь ее для меня?

– Я пойду по следу. Она не скроется от нас, моя королева. Недаром меня называют Королевским Ловчим. Скажи, как я ее узнаю?

– По крови, по ее крови, которую ни с чем не спутаешь. Вот, попробуй. – Она протянула Ловчему маленький флакончик, оплетенный тонкой, как паутинка, золотой сеткой. – Открой его. Там – древняя кровь. Та самая, что течет теперь и в ее жилах. Ты узнаешь ее по крови, а еще – по той силе, которой она обладает. Найди ее скорей, мой рыцарь!

Ловчий почтительно принял из рук королевы драгоценный флакон и с трудом открыл притертую, казалось, насмерть крышку. Даже под грубой кожаной курткой было заметно, как напряглись его мышцы.

– Осторожней! – остановила его королева. – Смотри не пролей!

Ловчий осторожно наклонил флакон, и густая темная капля медленно упала на его подставленный палец.