Александр Щёголев
Искусство кончать молча
РУОП расшифровывается как «Региональное управление по борьбе с организованной преступностью». Эта роскошная чеканная надпись, продублированная по-английски, встречает каждого, кто входит в бывший особняк Нечаева-Мальцева, что на улице Чайковского. А двуглавый орел, выбранный новыми владельцами в качестве тотема[1], отчаянно взывает к личному составу Управления, тщетно напоминая, что служить кому ни попадя — недостойно офицера, что служить здесь дОлжно, мать вашу, Империи, которой ты присягал. Однако кто сие слышит?
Дворец был построен в сороковых годах девятнадцатого века по велению сиятельного Кочубея, затем выкуплен упомянутым Нечаевым-Мальцевым, промышленником-миллионером. Уже при коммунистах здесь располагался исполнительный комитет районного Совета, а когда партия вновь ушла в подполье, мэрия чуть было не отдала этот памятник архитектуры какому-то банку. Но Главк (так по-свойски называют Главное управление внутренних дел) своевременно сказал: «Нехорошо, господа власть», и господа взяли под козырек.
Главк, к слову сказать, расположен здесь неподалеку — в Большом доме, поделив бетонное чудище с КГБ[2]… Кто крикнул «не КГБ, а ФСБ»? К стенке его! К той самой стенке в фойе Большого дома, возле которой на полу выложена огромная мозаичная надпись «1937», ставшая с некоторых пор символом восстановленной исторической справедливости. Здание РУОПа стоит практически зад в зад с этаким Соседом, то есть переезжать далеко не пришлось. Переезд случился недавно, призраки бывших владельцев из числа аристократов, расстрелянных в 18-м году большевиками-ленинцами, смело бродили по ночам, поскольку ни у кого пока не дошли руки пристроить их к делу. Призраки большевиков-ленинцев, расстрелянных в 37-м, не появлялись: их душам трудно было получить увольнительную из ада.
А раньше, до федерального статуса, Управление ютилось в Большом доме на третьем этаже, и комнаты его были перенаселены, как камеры в Крестах. А еще раньше, до 1990 года, описываемая структура вообще была всего лишь отделом при ГУВД и называлась ОРБ — Оперативно-розыскным бюро.
Такова история вкратце.
Но интересно другое. В сокращении «РУОП», как видно из расшифровки, не нашлось места для слов: «…ПО БОРЬБЕ С…» В результате какой-нибудь горе-остряк, желающий опорочить славную организацию, возьмет и ляпнет: «Региональное управление организованной преступностью», да еще в книге напишет — чтоб на века. А может, обещание «борьбы с…» попросту потеряло всякое практическое значение? Что хочешь, то и выбирай — в меру своего пессимизма.
Старший оперуполномоченный РУОП Виктор Неживой ни о чем таком, конечно, не думал, приближаясь к родному зданию на Чайковского. Душный вечер стоял на улице мертво, как трясина. Лето явно не закончилось, хотя, казалось бы, сентябрь на исходе. А думал старший опер о том, что ему совсем недавно исполнилось тридцать три, и вот он уже майор, что вокруг — середина девяностых, и нужно брать, пока оно всё лежит в открытую… вернее, не столько думал, сколько излагал мысли вслух, потому что за руку его цеплялась симпатичная бабенка.
О чем он размышлял в действительности, не знал даже он сам — очень быстрый это был процесс.
Виктор любил свое офицерское звание, любил свою пугающую фамилию, но особенно любил, когда эти два слова соединялись: «МАЙОР НЕЖИВОЙ».
Кстати, в РУОПе не держали оперов меньше майора. Возможно, это единственное, что не нравилось Виктору в его работе.
Да вот, пожалуйста, типичная ситуация. Парочка уже подходит к штаб-квартире «регионалки». Солдат поливает из шланга асфальт при выезде из гаража, а наш герой, идущий мимо по тротуару, хлопает в ладоши и оглушительно взрёвывает:
— Хоп!!! Дорогу майору милиции Неживому!
Вместо того, чтобы дать людям спокойно трудиться, он обязательно должен обратить на себя внимание — таков он, майор. Азартный и злой.
Спутница веселится…
* * *
Бабёнку он подцепил возле метро «Чернышевская». Молоденькая, почти девочка: покупала шоколадку в ларьке. Опер придержал её за локоток и выдернул ксиву из пиджака:
— Региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Майор Неживой, прошу ознакомиться.
Она испугалась, таращась в раскрытые корочки, и тогда он развил успех:
— Не волнуйтесь, барышня, это штатная проверка. У нас есть к вам очень важный вопрос. Вы вступаете в половую связь ради удовольствия или только по любви?
Она фыркнула в кулачок… и настала гармония.
По пути на службу Неживой развлекал новую подругу острыми рассказами о тайнах бытия. О том, например, какое место занимает женщина в жизни настоящего мужчины, — то есть в его собственной жизни. Это место определялось не только дислокацией кровати, зачем же так примитивно? Спариваться майор Неживой умел в любых условиях: на автобусной остановке, в кабинете у венеролога, на скользкой крыше под дождем, в мебельном магазине. Или в тире (упражнение называется «стрельба с упора»). Или, скажем, на ночной набережной, установив возле каменного сфинкса фигурку из плоти и крови в той же характерной позе. Чтобы фигурка комкала пальцами подстеленный китель и просила: «Глубже, глубже, глубже», а ты работал бы торсом, смотрел вдаль, сдвинув фуражку на затылок, курил и думал: «Невы державное теченье, береговой её гранит…» Поэма. Или в бане — кончить пять раз подряд, занимаясь любовью на верхней полке в парилке, не слабо? Но если женщина вдруг забывала свое место и отправлялась на поиски нового, а то, Боже упаси, вспоминала мамины глупости насчет того, что мужчина обязан носить женщину на руках, тогда… ох, что тогда…
— …Тогда я «наружку» поставил, а потом фотографии ей в хрюсло грязное, в самый ротик размалеванный, — рубил, распаляясь, Виктор. — Она чуть кишечник не опорожнила со страху… (На самом деле фотографии попали провинившейся женщине вовсе не в «хрюсло».) А вот еще у меня была одна такая. «Стучала» соседям. Соседи — это вон там, на Литейном-четыре. Я точно не знал, зато подозревал. Приковал сучку браслетами к кровати и оставил на трое суток, чтобы сама правду сказала. Есть не давал, только пить. Ходила она под себя, в матрас. Очень я ее любил, и она это знала. До сих пор мне звонит, хочет возобновить отношения… Я ведь хороший человек, да?
В глазах слушательницы стояло восхищение. Верила она или нет? Не верила, конечно, потому что бойко семенила рядом, не порываясь бежать. Девочка вовсе не была шалавой, ни тем более пошлой проституткой, упаси Боже. А то, что готова знакомиться на улице, так ведь не абы с кем…
