Всё случилось до идиотизма просто.
Нас взяли прямо около дома Джонсонов. Сам Джонсон - судейский чиновник - то ли что-то не сделал, то ли сделал, да не так. Нам было без разницы. Отвратное имя, отвратная хибара в типовом районе. Сквозное зеркало, нахально притворяющееся какой-то абстрактной новомодной мазнёй и вполне себе способное забросить неизвестно куда. Мы завалили их всех: самого, жену и поварёнка, который не успел смыться. В этом вонючем сарае ещё и поварёнок был! Грязный, словно только что вылез из канавы. Наверное, он жил у них в угольном подвале, не иначе.
- У вас нет носового платка? - спрашиваю я Винсента.
Странная штука боль. Можно убить сразу, не пошевелив даже пальцем, но зачем? Боль - это наркотик, а хозяину не важно, как именно выполнен приказ. Чёрная бездна заполняет тебя до краёв и изливается волной, подобно штормовому морю. Боль, увечья или смерть - всего лишь плод внушения, да только вот незадача - тело об этом не знает.
Винсент молча подаёт мне платок. Я стягиваю кольцо - зеркальный ключ - и вытираю скользкие пальцы.
Чудесная весенняя ночь вокруг, и голова кружится от запаха роз и прилива адреналина. И вдруг события начинают развиваться с быстротой урагана.
Где-то совсем рядом раздаётся еле слышный шорох, и меня почти тотчас сбивают с ног. Кольцо, как живое, выскальзывает из пальцев и исчезает в темноте, фонарь ударяется о землю, и я слышу звон разбитого стекла. Нечто наваливается сверху с такой силой, что я не могу пошевелиться.
- Чёрт подери! - испуганно говорит кто-то, по голосу совсем ещё мальчик. Интересно, он просто не ожидал, что плюхнется на женщину или...? Или. Холод касается моей левой руки.
- Да у неё на плече... глядите!
- "Волчий крюк". Что ж ты, клейма утгардского никогда не видел, что ли? - удивляется другой, по голосу постарше.
- Нет, сэр, - почти шепчет первый. - У меня практика... третий день только.
- А. Стажёр, - равнодушно констатирует старший и сплёвывает. - Учись, студент. А ты кого ожидал здесь встретить? Санта-Клауса?
- У неё пальцы... в чём это?
- В том самом, малыш, о чём ты думаешь. Она, сука... - ощутимый пинок под рёбра, - ...просто так бы... - ещё один пинок, - ...отсюда не ушла... "Чистильщики".
"Покойники", - с мрачным сарказмом думаю я, от души жалея, что издевательская кличка пока не соответствует действительности.
Слабо бьёт. Чему их там только учат, в этом Секторе Всеобщего Покоя. Будь сейчас на его месте я, всё вышло бы по-другому.
"Не ушла". Значит, Винс успел, рванулся назад и рискнул пройти через наглое зеркало. Молодец. Где бы у чёрта на рогах он ни оказался, это "где-то", по крайней мере, не здесь.
Как близко до свободы - всего несколько шагов и ключ, которого у меня уже нет. И непреодолимая преграда в виде дежурного наряда Сектора.
- Двое и прислужник, - кто-то ещё выходит из дома.
- Урожайная ночка, а? - вставляю я с насмешкой.
- Ах ты... - он не договаривает. Вот теперь удар так удар! Сразу видно, нача-а-альник пришёл. "Покойник" пинком заставляет меня перевернуться на спину, и теперь приходится лежать на руках, стянутых наручниками. К самому лицу опускается огонёк - кажется, такие фонари называются "Летучая мышь". Назывались - где-то там, в другой жизни.
- Близзард, - говорит он. - Я мог бы и догадаться.
Презрительно усмехаюсь. А что мне ещё остаётся?
- Ключ её где? - спрашивает он.
Да, я бы тоже хотела это знать. Его коллеги переглядываются, и тот, что постарше, быстро меня обыскивает. Результат отрицательный.
- Бабу в Сектор, - распоряжается начальник. - Эдвард, в дом не заходи, - останавливает он молодого, который делает было шаг к крыльцу. - Периметр прочесать, бирюльку её найти. Хоть всё здесь вверх дном переверните.
- Что, не боишься, что нервы сдадут? - иронизирую напоследок перед тем, как старший с такой силой дёргает меня к себе, что земля уходит из-под ног. И всё так же благоухают невидимые в темноте розы...
Чёртов засранный кабинет в чёртовом Секторе. Стол завален бумагами, скрепками и прочим мусором; на стене прилеплены фотографии тех, кого Внутренний Круг жаждет видеть за решёткой тюрьмы Утгард. Рудольф, Анри, кто-то ещё... Винс, рядом я собственной персоной, почему-то Лена, хотя она уже давно не на свободе. Не могу больше никого разглядеть - зрение всё время стремится расфокусироваться после того, как меня хорошенько прикладывают затылком об стену и пихают к низкой длинной лавке, липкой, будто её облили пивом. На ней я, по-видимому, должна ожидать своей дальнейшей участи.
Рядом со мной сидит какой-то чудной старик и дрожащими пальцами перебирает пустоту, будто чётки - их, видать, отобрали. Из обрывков разговоров я выясняю, что вроде бы он тут за то, что торговал в деревенском трактире амулетами "от порчи", которые, надо полагать, не делали ни шиша или делали как раз обратное, - в общем, за чушь собачью. Юморист. Зачем ему это было надо, не представляю. Старик, всхлипывая, нудно бубнит себе под нос одно и то же, будто заезженная пластинка. Он занимается этим до тех пор, пока не натыкается на мой тяжёлый взгляд.
- Заткнись, - говорю я. Он вздрагивает.
В помещении никого. Рыщут, похоже, "на периметре". Чудесная предстоит вечеринка, Близзард. Только последняя - но разве не относительно всё в этом мире? Ещё час назад я была охотником, сейчас - добыча, а завтра... Завтра будет завтра.
Вокруг нет ни одного зеркала, а если бы и были, так что с того, когда нет ключа? Наручники врезаются в плоть с такой силой, что я, кажется, останусь без рук прежде, чем меня засунут в ледяной ад Межзеркалья. А что впереди ждёт именно он, нет ни малейшего сомнения.
Межзеркалье всегда ждёт в итоге таких, как я...
...Отверженных, выкинутых за борт соплеменниками, решившими идти вперёд. Не пожелавших, подобно этим соплеменникам, слиться с людьми и прикидываться, что мы такие же, как и они.
Да, у меня тоже было две руки, две ноги и одна голова. Но ещё у меня была гордость, чистая кровь, память о Тёмных Веках и желание, а, главное, возможность держаться от людей подальше. От их дурацких домов, дурацких машин, фабричного дыма, поездов, телефонов - и дурацких суеверий. Даже иные слова у них были дурацкие, и от них попросту болел язык. А тот, кто назвал бы меня ведьмой или фейри, был бы мёртв быстрее, чем успел произнести это слово до конца. Дурацким и опасным был весь мир в радиусе нескольких миль вокруг меня - если там находились люди.
