Ричард Лаймон. Ныряльщица
Я никогда не узнал бы о ее существовании, если бы прошлой ночью не маялся бессонницей, понимая, что нужно закончить рассказ. И вот около полуночи я в темноте прошел от дома к своему новенькому гаражу, открыл боковую дверь, включил свет и поднялся по лестнице в кабинет.
Офис, несмотря на его приличные размеры, был практически герметичен. Стоило закрыть или открыть дверь, и слабый сквозняк тревожил занавески на окне в двадцати футах от двери. Эта герметичность обеспечивала мне еще и шумоизоляцию.
Именно поэтому, открыв дверь кабинета, я сразу же понял: что-то не так. Воздух не был неподвижным, а тишина абсолютной. По-видимому, я забыл закрыть окно.
Последние несколько недель днем я держал все окна кабинета открытыми настежь, чтобы впустить легкий летний ветерок. А в конце каждого рабочего дня закрывал и запирал их. В Лос-Анджелесе, даже в Вест-Сайде, трудно перестараться с тем, что касается предосторожностей.
Но людям свойственно порой ошибаться, отвлекаться и упускать из виду детали. Видимо, я закрыл все окна, за исключением одного.
Стоя у самой двери, я точно знал, какое из окон открыто. От дальней стены до меня доносился шелест листьев на ветру, гул автомобилей и грузовиков на соседних улицах, отдаленный рокот вертолета — звуки внешнего мира лились в комнату, как вода, отыскавшая единственную пробоину в непроницаемом стальном корпусе корабля. Днем я только порадовался бы им и открыл остальные окна. Но не сейчас, ночью. Мне хотелось надежно отгородиться от внешнего мира, скрыться в уюте и безопасности.
Окно следовало закрыть.
Не включая свет в кабинете, я направился к окну. Горизонтальные жалюзи были опущены не до конца, сквозь щели в них просачивался лунный свет, оставляя на ковре слабо различимые серые полосы, путеводные нити для меня.
Створка окна открывалась, сдвигаясь вбок. Лучше было бы установить вертикальные жалюзи, тогда я мог бы просто протянуть руку меж пластин и закрыть окно. А вот горизонтальные жалюзи сначала требовалось поднять.
Стоя у окна, я протянул руку и попытался нащупать поднимающий жалюзи шнурок. Я его не видел, но прекрасно знал, где он находится. Пока я ощупывал темноту…
Ба-бах!
Звук раздался за открытым окном. Он казался знакомым, но мне не удавалось определить его источник.
Затем до меня донесся громкий всплеск.
Мои пальцы задели болтающийся шнурок. Я схватил его и потянул, поднимая жалюзи. Передо мной раскинулся привычный пейзаж ночного Лос-Анджелеса — дома, рекламные щиты, деревья, огни и лежащие в отдалении холмы.
Но был еще и небольшой островок света, который я никогда раньше не замечал, — справа, за домом моего соседа.
Окно на втором этаже было расположено выше забора незнакомого мне двора. Зато угол обзора оставлял желать лучшего. И большую часть поля зрения закрывали деревья. В результате я видел лишь кусочек дома и совсем не мог разглядеть плавательный бассейн.
Но он там точно был. Я не только слышал всплеск, но и видел вышку для прыжков в воду.
Сама вышка, сверкающие хромированные поручни и верхние ступени лестницы были прекрасно освещены. Их красиво обрамляли густые ветви тех самых деревьев, которые закрывали мне обзор.
Я почти не удивился, обнаружив неподалеку бассейн. Это же Лос-Анджелес. Здесь они не редкость, хотя и не так распространены, как, например, в районах побогаче, таких как Бель Эйр, или же в немилосердно жарких районах вроде Вэли.
Но я о нем не знал.
Бассейн ведь находился не рядом с моим домом, а рядом с соседним, за лужайкой, гаражом и оградой, его скрывали многочисленные кусты и деревья плюс еще один забор. Сам я жил в одноэтажном доме. Я мог годами не догадываться о существовании бассейна. И так и не обнаружил бы его, если бы не решил подняться на второй этаж своего нового гаража среди ночи, чтобы поработать, если бы не забыл закрыть единственное окно, из которого было видно вышку, и если бы мое внимание не привлекли звуки, которые издавал нырявший с вышки человек.
Я и раньше смотрел из этого окна.
Впрочем, не часто. И никогда я не смотрел в него так поздно ночью. А когда все же смотрел, ни разу не замечал вышки для прыжков, обрамленной деревьями.
«Но она же прямо здесь, передо мной, — подумал я. — Как я мог ее пропустить?»
Сколько до нее отсюда? Футов тридцать, сорок?
В поле зрения появились две ладони, они потянулись вверх и схватились за поручни лестницы. Затем показались обнаженные руки, за которыми последовала голова с мокрыми волосами соломенного цвета.
Девушка. Молодая женщина.
У нее были короткие спутанные волосы. Они едва достигали затылка. Плечи были открыты. Спина тоже, за исключением завязок лифчика белого купальника.
Она была стройной, с легким загаром и вся искрилась от покрывавших ее капель.
Руки девушки были подняты, она стояла ко мне боком, и я видел ее правую грудь в тонкой чашечке бикини, видел, как та поднималась и опускалась в такт шагам по лестнице.
На обнаженном правом бедре виднелись только завязки трусиков бикини. Правая блестящая ягодица отличалась великолепной формой. Ноги были длинными и стройными.
Добравшись до конца лестницы, она схватилась за изогнутые поручни и пошла вперед по покачивающейся вверх-вниз доске трамплина. У края доски девушка остановилась.
Ожидая, пока доска перестанет раскачиваться, она сделала глубокий вдох. Затем отвела руку назад и одернула трусики купальника. Поправила верх бикини. Опустила руки, прижав их к бокам, застыла и выгнулась всем телом, глубоко вдохнула, выдохнула и прыгнула вперед. Она приземлилась на самый край доски обеими ногами.
Ба-бах!
Подброшенная доской девушка, казалось, взлетела в небо, достигла наивысшей точки прыжка, начала медленно скользить вниз… и скрылась за листьями и ветками, обрамлявшими всю картину.
Спустя несколько мгновений раздался громкий всплеск. Хоть я и не мог ее видеть собственными глазами, воображение нарисовало мне, как она глубоко вонзается в воду большого, хорошо освещенного бассейна. Затем у самого дна выгибается и, беззвучно работая ногами, всплывает на поверхность.
Я прислушался, пытаясь уловить плеск воды, когда она будет плыть к краю бассейна, но гул пролетающего самолета не оставил мне шансов.
«Ничего, — подумал я. — Скоро она снова поднимется наверх».
Я уставился на вышку.
В любой момент в самой нижней, видимой мне части лестницы могли появиться ладони девушки и она сама поднялась бы наверх, где я увидел бы ее целиком.
