Я всегда удивлялся, зачем моему соседу, мистеру Карстайрсу, такой огромный дом, если он обитал в нём в полном одиночестве. Я не раз собирался зайти к нему в гости, но у меня всё как-то не находилось времени, — вплоть до того рокового воскресенья, когда ко мне приехал из Южной Африки молодой инженер по имени Джексон. Как и я, Карстайрс занимался разработками копей в южноафриканских провинциях. Они с Джексоном увлеклись обсуждением различных технических аспектов горного дела, а я лишь время от времени поддакивал и не спеша потягивал превосходный виски, которым нас угостил хозяин.
Всё началось с летучей мыши, бесшумно влетевшей в распахнутые настежь окна.
— Выгоните, выгоните её! — завопил Карстайрс.
Я выключил свет, и мышь, сделав несколько зигзагов по комнате, вылетела вон.
— Где она? — хрипло прошептал Карстайрс, когда в комнате вновь стало светло.
— Можно подумать, вам явился дьявол собственной персоной, — усмехнулся я.
— Кто знает, — без тени иронии произнес Карстайрс.
Карстайрс, прагматичный стокилограммовый англосакс, ничуть не смахивал на неврастеника, и когда он со всей серьёзностью спросил меня, верю ли я в магию, я столь же искренне ответил, что не верю.
— Напрасно, — твёрдо проговорил он, — поверьте, я нахожусь здесь только благодаря магии.
— Вы шутите? — удивлялся я. — Тогда, может быть, вы расскажете нам об этом?
— Тринадцать лет я провёл в Южной Африке, — начал свой рассказ Карстайрс. — Там, в Мбабане, — это на границе с португальскими владениями, в местном баре, я встретил Бенни Исааксона, и он предложил мне работу. Я сидел на мели, и потому согласился. Вскоре я выяснил, что он занимался контрабандным ввозом оружия из-за португальской границы и незаконной торговлей спиртным. Все его покупатели были, конечно же, чёрными, поскольку, за исключением Ребекки, жены Бенни, во всей округе на день пути вы не встретили бы ни одного белого. Но главным источником его богатства была работорговля; на этой почве я и столкнулся с магией.
Трудно сказать, когда Бенни познакомился с колдуном Умтонгой. Этот негодяй продавал Бенни всех невостребованных девственниц своего племени, а Бенни отправлял их, вместе с жёнами своих должников, крепко застрявших в его когтях, в португальские колонии. Все беды начались примерно через год после моего приезда туда. Этот Умтонга оказался изрядным мотом; он начал влезать в долги, а потом выяснилось, что ему нечем платить. Однажды Умтонга явился с тремя женщинами — такова, видимо, была величина его первоначального долга. Но у Бенни существовала своя система расчёта с должниками, — требовалось также оплатить ежедневно набегавшие проценты, — и к этому моменту он требовал от Умтонги уже тридцать женщин. Перегородки в доме были тонкие, и я подслушал, что он предложил Бенни выбирать между тремя женщинами и смертью, которая настигнет его ночью. Будь Бенни мудрее, он остановил бы свой выбор на женщинах. Но он велел Умтонге убираться к дьяволу — и Умтонга ушёл.
Около дюжины человек ждали Умтонгу на улице. Они подали ему двух живых петухов — чёрного и белого, он сел прямо перед верандой и тут же убил их. Он внимательно осмотрел их печень и принялся, сидя на корточках, раскачиваться из стороны в сторону и напевать надтреснутым голосом жуткую монотонную песню. Его спутники легли плашмя и поползли на животе вокруг него, извиваясь всем телом. Это продолжалось не менее получаса, а затем старый колдун начал танцевать. У меня и сейчас перед глазами его развевающийся пояс из обезьяньих хвостов, я вижу, как прыгает и вертится этот старый колдун, — откуда только в тщедушном дикаре нашлись силы? Потом он рухнул навзничь, словно с ним случился удар. Его подняли и унесли, и с веранды нам было видно, что у него изо рта шла пена.
За ужином Бенни был озабочен больше обычного, но я мог понять его настроение. Затем он ушёл подсчитать дневную выручку, а я отправился спать. Около двух часов ночи меня разбудила его жена. Она сказала, что задремала, а когда проснулась, Бенни не оказалось рядом. Мы обнаружили его в конторе. Он сидел, вцепившись в ручки кресла и уставившись в одну точку широко раскрытыми от ужаса глазами, а всё тело его сгорбилось, словно он пытался от чего-то укрыться.
Мы похоронили Бенни на следующий день. Погребальная процессия выглядела весьма обычно для тех мест: женщины завывали, а мужчины угощались бесплатной выпивкой. Появился Умтонга. Я не знал, как поступить с ним, — ведь ни один здравомыслящий европеец не станет рассматривать камлание в качестве доказательства убийства.
После похорон Умтонга подошёл ко мне и потребовал вернуть ему палку, которую, по его словам, забыл вчера в конторе Бенни. Возможно, вам приходилось видеть такие палки. Их вырезают из твёрдого дерева и рукоятку изготавливают в виде головы змеи. Палка Умтонги была великолепна — длинная, тонкая, но тяжёлая, словно налитая свинцом и способная стать, при необходимости, отличным оружием. Я действительно нашёл её в конторе и, не говоря ни слова, отдал колдуну.
Дней через десять Ребекка вернулась к делам, в том числе к вопросу о долге Умтонги. Я предложил попытаться договориться с ним и получить с него столько, сколько он в состоянии отдать. Но об этом она и слышать не хотела. «Мне надо заботиться… э-э-э, — (здесь Карстайрс сделал странную паузу, как будто не мог подобрать нужное слово) о своём будущем, — кричала она. — Пошли кого-нибудь за ним, а когда он явится — потребуй с него плату».
На другое утро я отправил к Умтонге слугу, и ещё через день колдун в сопровождении своей свиты появился у нас. Я принял его в конторе Бенни, сидя в том самом кресле, в котором бедняга умер, и сразу приступил к делу. Несколько минут Умтонга молча глядел на меня. Вдруг в его чёрных, словно бусинки, глазах вспыхнул странный угрожающий огонёк, и он медленно проговорил:
— Ты тоже хочешь отправиться к Великому Духу?
Было что-то зловещее и властное в его неподвижном взгляде; я почувствовал себя несколько не в своей тарелке, но решил не сдаваться и сказал колдуну, чтобы он немедленно вернул долг — деньгами или женщинами.
— Ты и так много заработал. — Он искренне верил, что все деньги Бенни теперь мои. — Помни, если Умтонга захочет, он сделает плохую магию, и ты умрёшь.
Не в моей власти было решать за старуху. Поэтому Умтонга получил от меня тот же самый ответ, какой раньше дал ему Бенни. Колдун лишь презрительно улыбнулся — более презрительной улыбки мне не приходилось видеть — и вышел из дома к своим людям.
