1.
— Шуточки, знаете ли, — сказал Бертран Сказочка и положил трубку.
Если он и был огорчен, лицо его никоим образом не отразило внутреннее состояние. Оно напоминало футбольный мяч в запотевших очках. По бокам аккуратно подстриженные островки черных с проседью волос, лоб — блестящий купол. Сказочка до чертиков ненавидел шуточки. Какой-то хмырь, пожелавший остаться инкогнито, позвонил только что и сообщил о грядущей проверке. Разве это смешно? К тому же, с налогами всё в порядке. Будь это не так, его человек в налоговой предупредил бы об опасности.
— Чего рты поразевали? — сказал Бертран. — Санта-Барбара закончилась. Работаем.
Цех, на мгновенье прекративший работу, ожил. Загудели швейные машинки, зачирикали ножницы, разрезающие ткань. Женщины в косынках и халатах, томно вздыхающие о тяжелой судьбине, продолжили масспошив униформы.
«Проклятые квочки, — подумал Сказочка, — им бы только сплетни посплетничать да шуточки пошутить».
Он не любил беспорядок и боготворил пунктуальность. Каждое утро Сказочка вставал ровно в семь, принимал контрастный душ, завтракал и ехал на работу. В половине восьмого, когда в цех медленно вваливались сонные женщины, он уже восседал на привычном месте в правом углу от входа. Бодрый и сияющий, как статуэтка Будды. Рубашка чиста и выглажена так, что от белизны в глазах рябит, на серых брюках идеальные стрелочки. Галстук по строгому предписанию: понедельник — черный, вторник — серый, среда — красный, четверг — желтый, пятница — белый. Сотрудники посмеивались, однако туалет начальник тоже посещал по расписанию. По отправлениям его кишечника и мочевого пузыря можно было сверять часы, что Сказочка и делал. В обед к нему приезжала любовница — двухметровая модель по имени Оказия. Он спускался на первый этаж в личный кабинет и запирался с ней на полчаса. Если конец перерыва заставал Сказочку во время полового акта, он вынимал член, застегивал ширинку и возвращался на рабочее место. Когда ты директор крупного ателье и по совместительству закройщик, для подчинённых ты либо Бог, либо Дьявол. Этот постулат Бертран усвоил еще будучи зеленым юнцом, когда разворачивал собственный бизнес.
Прошло пятнадцать минут после звонка. Цех шумел и работал. Сказочка стоял возле закроечного стола, рисовал мелом разметку. Что-то мягкое уткнулось в ногу. Он оторвался от своего занятия и без особого интереса взглянул вниз.
— Кто пустил в цех кошку? А? Я спрашиваю!
Квочки удивленно потупились. Точно он сказал, что зарплата в этом месяце отменяется. Ну и морды.
— Ну же, смелее. На эту пакость храбрости у вас хватило, а признаться — нет? Чего молчим? Я знаю, это кто-то из вас.
Женщины сохраняли молчание.
Сказочка посмотрел в окно. На улице кипела жизнь: сновали машины, кричала детвора, прохожие высыпали на тротуар. Он набрал воздуха и выдохнул. Окинул взглядом цех. «Они издеваются надо мной, — подумал Бертран. — Какие наглые, самодовольные рожи. Им кажется, это весело».
— Хорошо, дорогие мои. Не хотите говорить — не надо. У меня тоже имеется чувство юмора. Сегодня работаем без обеденного перерыва.
По цеху прокатился недовольный ропот.
— Ой-ой-ой. Что такое, не смешно? Молчать. Рты позакрывали! Я вам устрою шуточки. Мало не покажется. Шуточки-прибауточки.
Никто не решился возразить. Сказочка расплылся в улыбке, на душе посветлело. Каверзы строить — это одно, но перечить начальнику? Никогда. В этом его бесспорное превосходство.
Он напрочь позабыл о кошке. Тем не менее, она не забыла о нём. Пока Сказочка вдохновенно воспроизводил гневную тираду, пегий комок шерсти с голубыми глазами тёрся о директорские штаны.
— Какая вредная кошка, — изрёк Сказочка и попытался стряхнуть животное с ноги. — Отстань, говорю. Вот зараза-то, намертво вцепилась.
Кошка зашипела и едва не порвала брюки когтями. Сказочка нагнулся и застыл в нерешительности. Как он раньше не заметил? Кожаный ошейник, а на нём…
— Заплати налоги — спи спокойно, — прочитал Бертран.
Надпись была выдавлена черным карандашом на обрезке картонки, висящем на медной проволоке. Жирные печатные буквы, четко и разборчиво. Кто-то знал. Знал о двойной бухгалтерии, о махинациях со счетчиками на воду и нелегальных рабочих. Таинственный незнакомец. Не тот ли это тип, который звонил чуточку раньше?
Бертран похолодел.
— Кто тебя послал? — спросил он у кошки вполне серьезно. Ему было не до смеха. — Отвечай, маленькая сволочь.
Кошка зашипела и пырнула его по щеке, точно Сказочка, сам того не ведая, оскорбил кого-то из её близких.
— Ах ты ж блядь!
Очки полетели на пол. Сказочка схватился за пораненную щеку, меж пальцев струилась кровь. Он хотел ударить ногой. Ему НУЖНО было ударить ногой, иначе он озвереет.
Но тварь исчезла.
— Гдеонагдеонагдеона?! — орал Сказочка, покинув укрытие. Он осмотрел закроечный стол, проверил все ниши, затем направился вдоль по цеху, выискивая, вынюхивая, крича проклятия. Никто ничего не видел. Квочки ошалело таращились, будто Бертран лез им под юбки. В округлённых глазах читалось одно: шеф тронулся.
— Всех, всех уволю! — вопил Сказочка. — К едрени-фени! Суки! Всех! Ненавижу!
Водрузив очки, он вытер кровь куском ткани. Мочевой пузырь подал сигнал. Как всегда по расписанию. Сказочка отёр лоб той же тряпицей, взял метровую деревянную линейку и, размахивая ей, как Люк Скайуокер световым мечом, покинул цех. Он трусил по ступенькам. Вниз, на первый этаж. Если кто-то ответственен здесь за порядок больше, чем он, то это охранник. Уж он-то должен что-то знать.
2.
Светофор Михалыч мирно храпел на диване. Рядом на стуле, откинув голову, дрых товарищ. На столе, запачкав жиром газету, лежало нарезанное кубиками сало, солёный огурчик, две дольки лука. Под столом — пустой шкалик, стопки, колода карт. Периодически Светофор Михалыч вздрагивал, отгоняя мух, говорил «здрасте», если кто-то входил. Ему снился Сталин и Олимпиада. Почему-то Сталин переквалифицировался в спринтера. Бегал он неплохо. Маленькое помещение сторожки провоняло перегаром и нестиранными портками.
Гуп! Гуп! Гуп!
Кто-то скакал по лестнице. Ох, не вовремя, ох, не вовремя.
— Михалыч! Михалыч, ё-кэ-лэ-мэ-нэ!
Михалыч разлепил глаза. Перед ним стоял директор. Лысина мокрая, на щеке царапина, под мышкой линейка.
— Ой, простите, Бертран Эдуардович. Нечаянно прикорнул.
— Минут пять назад кто-нибудь заходил? С кошкой? Такая белая, с серыми пятнами.
— Кошкой? Э-э-э… Нет вроде.
— Точно? Или ты опять всё прозевал, как в тот раз, когда флаг упёрли?
