Михаил Строганов - Заклинатель дождя

Одни считают совпадения нелепой случайностью, другие видят в них скрытую волю высших сил, третьи их просто не замечают, четвертые… Четвертые, впрочем, не существуют, так как являются комбинациями, состоящими из первых трех.

Иван Храмов по своей натуре не был суеверным, но с раннего детства любил замечать все необычное, что случается вокруг. Эту привычку он называл «методом трансформера», позволяющим складывать разрозненные факты и происшествия в сложные звенья причинно-следственных связей. Вот и сегодня, в первое утро весенних каникул, Иван почувствовал, что в воздухе определенно «припахивало серой». Он еще не успел выйти из дома, как возле самых ног дорогу перебежала черная кошка; на автобусной остановке из-за пустой бутылки разодрались два пьяных бомжа, да и сам он направлялся в школу на задушевный допрос к психологу.

«Наверное, меня все-таки выгонят или на учет поставят», – усмехнулся Иван, поскользнувшись на ступеньках и чуть не сбив с ног выходящую из дверей уборщицу, кстати, с пустым ведром в руках.

Баб-Маня тяжело охнула, и из-под мясистого бородавчатого носа послышалось недовольное бормотание: «Все ходять и ходять, грязь топчуть, конфеты жруть. Хоть бы в каникулы провалилися к черту!» Иван попятился, снял с головы кепку и, виновато скомкав дежурное «драсьте», поспешил войти в школу…

Возле обитой черным кожзаменителем двери психологического кабинета Иван на минутку задержался, чтобы еще раз прочитать пожелание, выполненное красным, стилизованным под готику, шрифтом:

«Принимай жизнь такой, какая она есть, или будь готов измениться сам».

Под надписью была прикреплена отпечатанная на цветном лазерном принтере увеличенная визитка и табличка с расписанием работы: «Елена Леонардовна Горстева, психолог 13 разряда. Запись на консультации и прием – в любой будний день, кроме пятницы, с 8.50 до 13.00».

В кабинете густо пахло шафрановыми духами и парафином горящей свечки. Свет выключен, окна плотно зашторены, тихая музыка имитировала шум волн и крики чаек. За столом с зеленым суконным покрытием сидела молодая женщина в узких золоченых очках на лице, с гладко убранными волосами цвета железной окалины, тонкими, «в ниточку», губами, накрашенными пунцовой помадой.

– Ваня, догадываешься, почему мы с тобой сегодня встретились?

Храмов вздохнул:

– Вы делаете свою работу.

– Ну почему только я? – Елена Леонардовна улыбнулась и, опираясь на сложенные «в замок» руки, слегка наклонилась вперед. – Мы вместе делаем общее дело.

– Сегодня, выходит, я не при делах, – Иван пожал плечами и отвел в сторону взгляд. – Напрасно мы время тратим. Жалко, все-таки каникулы…

– Ну что ты, Иван. Человек отдыхает в общении, одновременно развиваясь внутренне и решая свои проблемы, – психолог наигранно улыбнулась, стараясь поймать прячущийся взгляд юноши. – Давай поговорим о чем угодно, откровенно. Хочешь?

– Откровенно? – оживился Иван. – «В двоих?»

Елена Леонардовна вопросительно выгнула бровь.

– То есть разговор останется между нами. И вы… и вы не припомните того лишнего, что я сейчас наговорю?

– Ваня, ну о чем ты! Конечно же! Запомни: все, что сказано в этих стенах, всегда бывает, как ты говоришь, исключительно «в двоих». Сядь поудобнее, расслабься. И не вцепляйся так в подлокотники. Уверяю тебя, кресло крепкое и устойчивое.

Они непроизвольно улыбнулись. Ваня почувствовал, как взамен напряжения пришло спокойствие и легкая сонливость. Елена Леонардовна встала из-за стола и пересела в кресло напротив.

– Расскажи, почему ты переехал в Немиров?

– Это обязательно? – Ваня перевел взгляд на окно. Непроницаемые зеленые шторы. – Если вам интересно… После того, как погиб мой отец, на его фирму буквально обрушились кредиторы. Мама продала все, что можно, но денег все равно не хватало. У нас появились проблемы…

Елена Леонардовна ласково погладила его по плечу:

– Все хорошо, Ванечка, все хорошо. Продолжай…

Иван глубоко вдохнул:

– Тогда папин друг, Борис Евгеньевич, предложил все уладить. Только вот нам пришлось из Перми уехать, возможно, надолго…

– А почему выбрали наш город? – Елена Леонардовна протянула ему стакан воды.

Иван сделал несколько больших глотков, поставил стакан на пол. Вода была тяжелой и затхлой, от горьковатого вкуса поднималась тошнота.

– Борис Евгеньевич здесь комнату в коммуналке купил, подальше от глаз. А маме подыскал работу делопроизводителя на немировском мясокомбинате.

– Значит, ты считаешь, что папин друг сподличал? – неожиданно прямо задала вопрос Горстева.

– Конечно. Он унизил маму, отобрал нашу квартиру, прибрал к своим рукам папино дело… – Ваня ударил кулаком по зеленому сукну стола. – Еще и считает, что мы его благодарить должны!

Елена Леонардовна покачала головой. Медленно провела пальцами по напряженной руке Ивана, коснулась сжатого кулака:

– Ваня, согласись, долги твоего отца – это проблема только вашей семьи, но никак не папиного друга. Поэтому все, что он сделал для вас, заслуживает если не благодарности, то хотя бы признательности. Он, в ущерб собственным интересам, пытается разгрести ваши дела.

– Больно надо! Тоже мне, доброхот нашелся!

Елена Леонардовна поправила очки и спросила по-учительски твердо:

– Как ты, Иван, думаешь, почему за две четверти, что ты уже проучился в нашей школе, ты так ни с кем и не сблизился? У тебя нет друзей, ты ни с кем не общаешься. А как ты проводишь свободное время?

– Я книги читать люблю. Или в коридоре с самодельной грушей боксирую… – Ваня медленно убрал со стола руку, отстраняясь от прикосновений. – В классе ко мне все относятся как к чужаку, да и я не понимаю, зачем сближаться с чужими для меня людьми? Все равно из Немирова скоро уеду. Навсегда.

– Тебе надо еще десятый класс окончить и в одиннадцатый перейти. А у тебя с учителями большие проблемы. Может, знаешь почему?

– Потому что я не хочу повторять ту чушь, которую говорят они, не хочу подчиняться дурацким правилам школьного распорядка. Знаете, – Иван пристально посмотрел в большие, по-медузьи мутноватые глаза психолога, – здесь очень странная школа. Понимаю, она с фольклорным уклоном, но зачем, вот скажите, на каждом шагу по стенам развешаны колдовские маски? Недобрые…