— Вот возможные выходы, как это видится мне, — сказала она. — Мы можем пожениться и вырастить ребенка. Или мы не поженимся, и я сама воспитаю малыша. Или…
— Франни…
— … или мы не поженимся, и я не сохраню ребенка. Я могу сделать аборт. Я все перечислила. Или остался еще какой-нибудь выход?
— Франни, разве мы не можем просто поговорить?
— А мы и разговариваем! — крикнула она- У тебя был шанс, а ты сказал только: «О черт!». Это твои слова. Я же только перечислила все возможные выходы. Конечно, у меня было немного больше времени для размышлений.
— Хочешь сигарету?
— Нет. Это вредно для малыша.
— Франни, черт побери!
— Почему ты кричишь? — кротко спросила она.
— Потому что ты, кажется, решила довести меня до белого каления, — сердито произнес Джесс. Он взял себя в руки. — Извини. Я просто не могу думать об этом как о своей ошибке.
— Не можешь? — приподняв брови, она взглянула на него. — А, ну конечно, по-твоему, это непорочное зачатие.
— Как ты можешь быть такой немилосердно жестокой? Ты же сказала, что принимаешь таблетки. Я поверил тебе на слово. Неужели я так ошибался?
— Нет, ты не ошибался, но это ничего не меняет.
— Конечно, — мрачно согласился он и выбросил наполовину выкуренную сигарету. — Итак, что же нам делать?
— Ты продолжаешь спрашивать меня, Джесс? Я объяснила тебе все так, как вижу это я. Мне казалось, что у тебя самого могут быть какие-то идеи. Это самоубийство, но я не смотрю на это с такой точки зрения. Поэтому выбери любой выход, который тебе больше нравится, и мы обсудим его.
— Давай поженимся, — произнес он неожиданно сильным и уверенным голосом. У него был вид человека, который решил, что лучшее решение проблемы с Гордиевым узлом — разрубить его. Полный вперед, и никаких проблем.
— Нет, — сказала она, — Я не хочу выходить за тебя замуж.
Вид у Джесса был такой, будто лицо его держалось на многих болтах, и неожиданно все они раскрутились. Оно мгновенно обмякло. Вид у него был настолько комичный, что Франни пришлось потереть прикушенным кончиком языка о шершавое небо, чтобы снова не рассмеяться. Она не хотела смеяться над Джессом.
— Почему? — спросил он. — Фран…
— Мне самой нужно обдумать причины своего отказа. Я не позволю тебе вовлечь меня в обсуждение этих причин, потому что прямо сейчас я и сама не знаю.
— Ты не любишь меня, — мрачно сказал он.
— Во многих случаях любовь и брак взаимоисключающие понятия. Выбери другой выход.
Джесс долго молчал. Он достал новую сигарету, но не закурил. Наконец он произнес:
— Я не могу выбрать ничего другого, Франни, потому что ты не хочешь обсуждать предложенную мной возможность. Ты хочешь просто свести со мной счеты.
Это немного тронуло Франни. Она кивнула:
— Возможно, ты прав. За последние пару недель я потерпела много поражений. И вот теперь ты, Джесс, ты, как зануда в школе. Даже если кто-то набросится на тебя с ножом, ты, наверное, соберешь по этому поводу семинар.
— О, ради Бога!
— Выбери иной выход.
— Нет. Ты расскажешь мне о своих причинах. Возможно, мне тоже нужно время, чтобы обдумать ситуацию.
— Хорошо. Ты подвезешь меня обратно к автостоянке? Там мы расстанемся, и я выполню несколько поручений.
Он растерянно уставился на нее:
— Франни, я проехал на велосипеде всю дорогу из Портленда. Я заказал номер в мотеле. Я думал, мы проведем уик-энд вместе.
— В твоем номере мотеля? Нет, Джесс. Ситуация изменилась. Ты вернешься на своем скоростном велосипеде в Портленд, к тому же ты будешь неподалеку, когда поразмыслишь и придешь к какому-нибудь решению. И никакой спешки.
— Перестань издеваться надо мной, Франни.
— Нет, Джесс, это ты издевался надо мной! — Неожиданная злость закипела в ней, и именно тогда Джесс слеша ударил ее ладонью по щеке.
Он виновато смотрел на нее:
— Прости, Фран.
— Ладно, — без всякою выражения ответила девушка.
Весь обратный путь к общественной стоянке вблизи городского пляжа они молчали. Франки сидела, сложив руки на коленях и всматриваясь, в волнующийся океан, то и дело скрывавшийся за коттеджами на западной стороне от пирса. «Какие жалкие лачуги», — подумала она.
Кому же принадлежали эти дома, в большинстве все еще наглухо закрытые до летнего сезона, который официально начинался через неделю? Профессорам университета. Врачам из Бостона. Юристам из Нью-Йорка. И хотя эти прибрежные коттеджи действительно не выглядели достаточно внушительными, они принадлежали людям, состояние которых исчислялось семи- или восьмизначными цифрами. А когда владельцы этих домов, наконец, съедутся, самый низкий коэффициент умственного развития на всей Шоре-роуд окажется у Гаса, смотрителя стоянки. У детишек будут такие же велосипеды, как и у Джесса. Им скоро надоедят все впечатления, и они будут чинно ходить вместе со своими родителями на обеды с омарами и посещать казино Оганквита. Они будут праздно шататься по главной улице в мягких летних сумерках. Франни продолжала смотреть на искрящиеся кобальтовые всплески между скоплениями домишек, чувствуя, как затуманивается взгляд от навернувшихся слез. Маленькое белое облачко, пролившееся слезами.
Они подъехали к автостоянке.
— Извини, что я обидел тебя, Франни, — виновато произнес Джесс. — Мне никогда и в голову не приходило делать это.
— Я знаю. Ты собираешься вернуться в Портленд?
— Я останусь здесь на ночь и позвоню тебе утром. Но решение за тобой, Фран. Если ты решишься на аборт, то я оплачу операцию.
— Ты настаиваешь?
— Нет, — ответил он. — Вовсе нет — Скользнув к ней по сиденью, Джесс нежно поцеловал ее — Я люблю тебя, Фран.
«Я не верю тебе, — подумала она, — Неожиданно, но я вовсе не верю тебе… но я приму это с благодарностью. Я могу сделать и это».
— Хорошо, — спокойно ответила она.
— Я буду в Лайтхауз-мотеле. Позвони, если захочешь.
— Ладно. — Она передвинулась к рулю, неожиданно почувствовав себя смертельно уставшей. Прикушенный язык невыносимо болел.
Джесс подошел к своему велосипеду, открыл замок и подъехал к ней.
— Мне бы хотелось, чтобы ты позвонила, Фран.
Она натянуто улыбнулась:
— Будет видно. Пока, Джесс.
Франни завела мотор «вольво», развернулась и поехала к Шоре-роуд. Она видела, что Джесс все еще стоит возле своего велосипеда, за его спиной простирался океан, и второй раз за день она мысленно обвинила его в том, что он отлично знает, как именно смотрится на окружающем фоне. Но в этот раз вместо раздражения она почувствовала горечь и печаль. Она ехала, размышляя над тем, будет ли когда-нибудь океан выглядеть так, как он выглядел до того, как все это случилось. Язык ужасно болел. Франни опустила стекло пониже и сплюнула. На этот раз абсолютно белое. Она ощутила океанскую соль на губах как горькие слезы.
