Сегодня разговор быстро ушел в сторону. Одна женщина встала, расплываясь в улыбке, легко и профессионально взяла микрофон.
— Ну, вы, наверное, догадываетесь, что всех нас интересует.
Эл притворно улыбнулась в ответ.
— Уход королевы.
Женщина только что не присела в реверансе.
— Вы общались с ее величеством королевой-матерью? Как она поживает в мире ином? Она воссоединилась с королем Георгом?
— О да, — ответила Элисон, — она воссоединится.
На самом деле шансы примерно такие же, как случайно встретить знакомого на центральной станции метро в час пик. Не четырнадцать миллионов к одному, как в Национальной лотерее, но надо принимать во внимание, что мертвые, подобно живым, иногда ловко увиливают и прячутся.
— А принцесса Маргарет? Она увиделась с ее королевским высочеством, своей дочерью?
Принцесса Маргарет проникала в зал. Эл не могла ее остановить. Она напевала какую-то веселую песенку. Никто не портит вечер с такой скоростью, как члены королевской семьи. Они ожидают, что будут иметь успех, они выбирают тему, они говорят, а тебе полагается слушать. Кто-то, возможно сама принцесса, молотил по клавишам пианино, другие голоса начали подпевать. Но Элисон спешила, она хотела приняться за мужчину, первого за вечер мужчину, который поднял руку, чтобы задать вопрос. Безжалостно она отмахнулась от всего семейства: от Маргарет Роуз, принцессы Ди, принца Альберта и расплывчатого старого хрена, должно быть кого-то из Плантагенетов. Эл нравилось, что по телевизору показывают так много исторических передач. Не один вечер она провела на диване, обхватив пухлые лодыжки и тыкая пальцем в знакомых. «Это что, правда миссис Панкхерст?[6] — спрашивала она. — Никогда не видела ее в этой шляпе».
Мужчина встал. Администратор, пулей носившийся по комнате теперь, когда Колетт влепила ему выговор, передал микрофон по залу. Бедный старикан заметно дрожал.
— Я никогда этого прежде не делал, — сказал он.
— Держите микрофон ровно, — посоветовала Эл. — Спешить некуда, сэр.
— Никогда не бывал на таких вечерах, — продолжал он. — Но я в последнее время все больше предоставлен самому себе, так что… — Он хотел узнать о своем отце, который перед смертью перенес ампутацию. Воссоединится ли он со своей ногой в потустороннем мире?
Эл могла успокоить его на этот счет. В мире ином, сказала она, люди здоровы и молоды.
— Они получают обратно свои конечности и все остальное. Когда бы они ни были счастливее всего, когда бы они ни были здоровее всего, в этом возрасте они и пребудут в мире духов.
Логически из этого следует, любила отметить Колетт, что женщина может оказаться замужем за ребенком. Или сын в мире духов окажется старше отца. «Ты совершенно права, разумеется», — небрежно отвечала на это Эл. Она считала: верь во что хочешь, Колетт, я не собираюсь перед тобой оправдываться.
Старик не сел; он вцепился, словно тонул в открытом море, в спинку кресла в переднем ряду. Он надеялся, что отец передаст ему сообщение. Эл улыбнулась.
— Хотела бы я раздобыть его для вас, сэр. Но повторю еще раз, это как телефон, понимаете? Я не могу им звонить, они должны позвонить мне. Они должны захотеть прийти к нам. И кроме того, мне нужна помощь моего проводника в мире духов.
Тут обычно заходил разговор о проводнике.
— Он маленький цирковой клоун, — рассказывала Эл. — Его зовут Моррис. Он со мной с детства. Я привыкла видеть его повсюду. Он прелестный парнишка, все время смеется, кувыркается, делает разные фокусы. Это от Морриса я заразилась своим юмором, который чернее черного.
Колетт оставалось лишь восхищаться ослепительной искренностью, с которой Эл произносила эти слова — год за годом, вечер за, черт бы его побрал, вечером. Она сияла, как планета, а везучие опалы служили ее далекими лунами. Моррис требовал, настаивал на том, чтобы она наделяла его хорошим характером, а если ему не льстили, если его не расхваливали — он мстил.
— Но иногда, — сообщила Эл зрителям, — он бывает и серьезен. Можете не сомневаться. Вы ведь слышали про слезы клоуна?
За этим следовал очевидный вопрос: сколько ей было лет, когда она узнала о своих удивительных экстрасенсорных способностях?
— Я была маленькой, совсем еще крошкой. На самом деле я помню, что ощущала присутствие духов еще до того, как начала ходить или говорить. Но конечно, мне не верили, как не верят всем восприимчивым детям — восприимчивые, так мы называем людей, настроенных на мир духов, — ты рассказываешь взрослым о том, что видишь, что слышишь, но они не хотят знать, ты всего лишь ребенок, они думают, что ты фантазируешь. В смысле, меня часто ругали за озорство, когда я просто отпускала какое-нибудь замечание, переданное духами. Не то чтобы я держу обиду на свою мамочку, благослови ее Боже, знаете, у нее в жизни и так хватало хлопот — а тут еще и я появилась! — Зал дружно и снисходительно хихикнул.
— Но пора закругляться с вопросами, — сказала Элисон, — потому что я собираюсь установить для вас контакт еще с несколькими духами.
Аплодисменты.
— О, вы такие милые, — отозвалась она. — Такие милые, сердечные и понимающие зрители, когда бы я ни приехала в ваш городок, я всегда могу рассчитывать на теплый прием. А теперь я хочу, чтобы вы откинулись на спинки кресел, хочу, чтобы вы расслабились, улыбнулись и послали мне свои самые добрые и светлые мысли… и посмотрим, что у нас получится.
Колетт посмотрела в зал. Администратор, похоже, глядит в оба, а рассеянный парень, который в первой половине бесцельно шатался по проходу, теперь наконец обратил свой взор на зрителей, а не на потолок или собственные ноги. Пора выкурить сигаретку за кулисами? Именно курение помогало ей не толстеть: курение, беготня и тревоги. Ее каблучки простучали по ламинату сумрачного узкого коридора.
Дверь гримерки оказалась закрыта. Колетт медлила. Она всегда боялась, что увидит Морриса. Эл утверждала, что можно научиться видеть духов. Надо посматривать искоса, мельком, не поворачивая головы, — развивать, как говорила Эл, периферическое зрение.
Колетт смотрела прямо перед собой, иногда от напряжения у нее начинали болеть глаза. Она толкнула дверь носком туфли и отступила. Наружу ничего не устремилось. На пороге она потянула носом воздух. Иногда ей казалось, что она чувствует его запах — от него вечно воняет, жаловалась Эл. Колетт медленно поворачивала голову из стороны в сторону, осматривая углы. Аромат Эл сладко витал в воздухе, сквозь него пробивалась нотка ржавчины, сырости и канализации. Ничего не видно. Она глянула в зеркало и машинально подняла руку, чтобы пригладить волосы.
