Встретившись с ней взглядом, Волтон улыбнулся.
Мария Чалфонт ответила ему тем же и, доев, вытерла рот тыльной стороной ладони.
Марк Пакстон безуспешно пытался засунуть в рот большой кусок хлеба с тушенкой. Наконец это ему удалось, он облизал руку и вытер ее о джинсы.
Пол Гарднер вылизывал банку, стараясь не порезать язык об острые края. Покончив с этим, он отшвырнул пустую банку в угол.
В соседней комнате Дженифер Томас испражнялась в ведро, уже до краев заполненное мочой и калом. Закончив, она подтерлась тряпкой, швырнула ее в помойное ведро и вновь присоединилась к компании.
Мишель Грант выждал, пока она усядется, и, повернувшись, с силой ударил в стену длинным ножом.
На стене висели фотографии, вырванные из газет и журналов, а некоторые — даже отснятые фотоаппаратом. Часть из них размером с открытку, другие — чуть больше фотографии на паспорт. Кинозвезды, популярные исполнители, ведущие телевизионных программ, спортсмены, бизнесмены, политики... На стене был целый паноптикум богачей и знаменитостей, подобранный каким-то свихнутым поклонником.
Грант наклонился к фотографии, запечатлевшей актрису из одной известной мыльной оперы, плюнул на нее и наблюдал, как плевок стекает по глянцевой бумаге.
— Богатые ублюдки, — сказал он. — Все они.
Он улыбался, медленно проводя лезвием ножа по фотографии поп-звезды.
— Паразитка, — прошептал он.
По изображению фотомодели:
— Потаскуха!
Политика:
— Лжец!
— Здесь их очень много, — сказала Дженифер Томас.
— У нас есть время, — ответил Грант.
— Газеты назвали Джонатана ненормальным, — сказал Марк Пакстон, отыскивая в банке кусок побольше.
— Для них каждый, кто не разделяет их идей, — сумасшедший, — ответил Грант, снова посмотрев на фотографии. — Но кто может сказать: что нормально, а что не нормально? Это нормально? — Он злобно указал на снимки. — Жить так, как эти ублюдки, нормально? Нет. Что знают о деньгах простые люди? Простые люди вроде нас даже не знают, что можно без счета тратить деньги...
— Ты вырос в богатой семье, — сказал Филипп Волтон, отбрасывая с плеч длинные черные волосы. — То же самое — Джонатан. Вы знаете, что такое иметь много денег.
Это прозвучало как обвинение.
— Ты думаешь, почему я ушел из дома? — прорычал Грант. — Потому что увидел, что делают с людьми деньги. Они делают их терпимее и сговорчивее. А я не хочу терпеть! И Джонатан тоже бежал от этой жизни. И все вы знаете, как богатство превращает нормальных людей в самовлюбленных ублюдков. Почему вы здесь?
— Потому что богатые — это паразиты, — сказала Дженифер Томас.
— Они заслуживают смерти, — произнесла Мария Чалфонт.
— Все они — никчемные скоты, — прошипел Волтон.
— Они угнетают бедных, — добавил Пол Гарднер.
— Ребята, — перебил их Волтон, — с эксплуатацией мы ничего поделать не сможем. Сейчас вы сами говорите штампами этих чертовых политиков. Гарднер, это не политическая война, а мы не революционеры. Джонатан хотел не этого.
— Да, — согласился Пакстон, — он хотел уничтожать богатых, без разбора...
— Что мы будем делать, если Джонатана приговорят? — спросила Дженифер Томас, выковыривая ножом грязь из-под длинных ногтей.
— Ты имеешь в виду тогда, когда не останется надежд на «если»? — сказал Волтон.
— Будем продолжать его дело, — ответил Грант. — Он хотел именно этого. Так и было задумано с самого начала. Мы будем продолжать до тех пор, пока не убьем последнего богатого ублюдка! — Он вонзил нож в стену, разрезая пополам фотографию политика.
— Не понимаю, почему многие хотят быть похожими на них, — сказала Мария Чалфонт.
— Многие мечтают о деньгах, — ответил Грант, — они еще не поняли, что богатство изменит их к худшему. Они слишком много нафантазировали об этих паразитах. — Он ударил по стене тыльной стороной ладони. — Они видят их по телевизору, читают о них в газетах и думают, что они какие-то особенные. На самом деле, все не так. И мы заставим их понять, что они ошибаются.
— Перед смертью все равны, — хихикнул Волтон.
Пакстон взял еще один кусок и согласно кивнул.
— Так, кто следующий? — спросил Гарднер, оглядывая фотографии.
— Не важно. Кто-нибудь из них.
Грант улыбнулся, глаза у него заблестели. Взяв нож, он приставил его к фотографии мужчины лет сорока. Он был изображен вместе с белокурой девушкой.
Сделав усилие, Грант глубоко воткнул нож в фотографию Фрэнка Харрисона.
Первой забеспокоилась собака. Она почувствовала что-то неуловимо тонкое, чье-то постороннее присутствие.
Собака, видимо смесь восточноевропейской овчарки с колли, поднялась и направилась к двери спальни, стараясь учуять движение воздуха. Она тихонько заскулила и заскребла лапой.
Боб Чемберлэйн сел на кровати и, близоруко прищурившись, потянулся к светильнику.
Когда он его включил, спальню залил неяркий свет, и он поморщился, протирая глаза.
Собака продолжала скулить и царапаться в дверь. Чемберлэйн хотел было на нее рявкнуть, но тут и сам что-то услыхал.
Внизу слышался какой-то шум. Он вскочил с кровати, словно спортсмен, что было удивительно в его шестьдесят три года, и полез под кровать за оружием.
Он достал винтовку «фрэнчи» и проверил, заряжена ли она.
Внизу все стихло, но потом он уловил крадущиеся, едва слышные шаги.
В магазине кто-то был.
Уже тридцать лет ему принадлежал магазин по продаже оружия, перешедший ему от отца. За все время магазин подвергался нападениям лишь дважды.
Первый раз это были дети, которым не исполнилось и шестнадцати. Два маленьких ублюдка. Надрав им уши, Боб выгнал их вон. В полицию он не сообщил. В Ист-Энде это было не принято. Каждый мог постоять за себя сам. Второй налет был более серьезным. Средь бела дня у дверей магазина на Боба напали два чернокожих. Даже несмотря на то, что они сильно заехали ему по голове железной палкой, он не сдался, ему удалось добраться до ружья и наставить его на бандитов. Тогда потребовалась вся его выдержка, чтобы не выстрелить в этих черных подонков, чего они, несомненно, заслуживали.
Сейчас Боб поудобнее перехватил «фрэнчи» и медленно направился к двери, стараясь не наступать на скрипящие половицы. Если в магазине и впрямь кто-то есть, пусть он лучше не знает, что хозяин на месте.
Боб взглянул на часы: 3.22 утра.
Спустившись вниз, он взял собаку за ошейник и, открыв ногой дверь, оказался на лестнице. Несколько бесконечно долгих секунд он стоял, прислушиваясь, но, казалось, ничто не нарушало обычного безмолвия ночи.
Вдруг он услышал шаги и громкий звук открывающейся двери в комнату, где хранилось оружие. Тот, кто был внизу, действовал нагло и не заботился об осторожности.
