– Это комната, мистер Зеффер, – попытался возразить ему Сандру. – Не можете же вы купить комнату.
– Значит, она не продается?
– Я бы так не ставил вопрос.
– Скажите мне одно: она продается или нет?
Сандру вновь прыснул, но на сей раз его смех был вызван скорее смущением, чем несуразностью предложения.
– Думаю, нам об этом даже не стоит говорить. – Приложив бутылку бренди к губам, он сделал несколько глотков.
– Ну, допустим, сто тысяч долларов. Сколько это будет в леях? Какой сейчас курс леи? Сто тридцать две с половиной за доллар?
– Вам виднее.
– И сколько это получится? Тринадцать миллионов двести пятьдесят тысяч лей.
– Надеюсь, вы шутите.
– Ничуть.
– Откуда у вас столько денег? – изумился Сандру и чуть погодя добавил: – Могу я вас об этом спросить?
– За долгие годы я сделал несколько выгодных вложений в интересах Кати. Мы приобрели внушительную долю земли в Лос-Анджелесе. Полмили бульвара Сансет принадлежит ей. Другая половина – мне.
– И вы все хотите продать, чтобы приобрести вот это?
– Небольшую часть бульвара Сансет за вашу великолепную «Охоту». Почему бы и нет?
– Потому что это всего лишь комната, покрытая испорченной плиткой.
– Видимо, денег у меня больше, чем здравого смысла. Однако какое это имеет для вас значение? Сто тысяч долларов – довольно крупная сумма денег.
– Да, вы правы.
– Итак, мы совершаем сделку или нет?
– Мистер Зеффер, все это для меня так неожиданно. Ведь мы говорим не о каком-то стуле. Не о каком-нибудь гобелене.
– Минуту назад вы доказывали, что это всего лишь комната, покрытая испорченной плиткой.
– Но эта испорченная плитка имеет огромное историческое значение. – Сандру позволил себе слегка улыбнуться.
– Вы имеете в виду, что мы не сможем договориться на условиях, которые бы нас обоих устраивали? Потому что, если вы…
– Нет-нет-нет. Я вовсе не это хотел сказать. Возможно, если мы немного поторгуемся, то сойдемся в цене. Но как вы собираетесь забрать ее к себе в Калифорнию?
– Это уже мои трудности. Мы живем в двадцатые годы, святой отец. Теперь все возможно.
– И что из этого получится? Допустим, вы переправите плитку в Голливуд…
– Будет другая комната, подобных же размеров.
– У вас есть она?
– Нет, но я ее построю. У нас есть особняк в горах Голливуда. Я устрою там для Кати сюрприз.
– Не поставив ее заранее в известность?
– Если я ей расскажу об этом заранее, то никакого сюрприза не выйдет.
– Просто не могу себе представить, чтобы подобное допустила такая женщина, как она.
– А какая она?
Вопрос застиг Сандру немного врасплох.
– Ну… такая.
– Красивая?
– Да.
– Кажется, в своем разговоре, святой отец, мы вернулись к тому, с чего начали.
Вместо ответа Сандру слегка кивнул, подняв в очередной раз бутылку.
– Выходит, внутри она не столь совершенна, сколь совершенна ее наружность? – наконец спросил он.
– Слава богу, нет.
– И это место со всеми его непристойностями могло бы прийтись ей по вкусу?
– Полагаю, что да. Почему вы спрашиваете? Это как-то связано с вашим желанием продать мне комнату?
– Даже не знаю… – Сандру нахмурился. – Весь наш разговор происходил совсем не так, как я его себе представлял. Дело в том, что я надеялся продать вам какой-нибудь стол или гобелен. А вместо этого вы пожелали приобрести стены! – Он вновь затряс головой. – Сколько раз меня предупреждали насчет вас, американцев!
– И о чем же вас предупреждали?
– О том, что вы считаете, будто вам подвластно все. Ну, или вашему кошельку.
– Выходит, денег вам недостаточно?
– Деньги, деньги… – Он испустил неприятный горловой звук. – Что вообще значат эти деньги? Вы хотите заплатить за это сто тысяч долларов? Платите. Я никогда не увижу ни лея – так нужно ли мне вообще беспокоиться, чего это будет вам стоить? С таким же успехом вы можете украсть эти плитки.
– Позвольте спросить: если я вас правильно понял, вы согласны продать комнату?
– Да, – ответил отец Сандру упавшим голосом, как будто предмет разговора внезапно потерял для него всякий смысл, – согласен.
– Отлично. Я очень рад.
Зеффер устремился через лабиринт мебели к двери, у которой стоял священник.
– С вами было чрезвычайно приятно иметь дело, отец Сандру. – Он протянул руку.
Ненадолго задержав взгляд на поданной ему руке, Сандру пожал ее. Ладонь священника была холодной и липкой.
– Не желаете ли остаться и посмотреть на то, что вы приобрели?
– Нет, думаю, ни к чему. Пожалуй, нам обоим пора подставить лицо солнцу.
Ничего не ответив, Сандру развернулся и направился по коридору к лестнице. Однако, когда священник оглянулся, по его лицу стало ясно: наверху, как и в холодном подземелье, для него теперь не было никакой радости, никакой надежды на лучшее будущее.
Оказалось, что за время своего недолгого пребывания в потайной комнате в недрах крепости Зеффер успел рассмотреть только некоторые подробности картины, а тысячи других деталей от него ускользнули. Лишь после того, как героические работы по отделению изразцов от стен и переправке их морем в Калифорнию подошли к концу, ему удалось познакомиться с картиной более тщательно.
Зеффер был человеком образованным, чем выгодно отличался от прочих представителей высшего общества Лос-Анджелеса – города еще молодого, переживавшего период бурного роста. Благодаря родителям его дом всегда был полон книг, хотя на обеденном столе зачастую стояла пусть изысканная, но отнюдь не обильная снедь. Он знал классиков и мифологию, из которой великие творцы древности черпали сюжеты для книг и пьес. Со временем он обнаружил на керамических плитках дюжину образов, вдохновленных известными ему мифами. Так, в одном месте изображенные женщины напоминали менад, которых увековечил древнегреческий поэт Еврипид, – это были обезумевшие души, находившиеся на службе у бога удовольствий Дионисия. Они бегали среди деревьев с окровавленными руками, разбрасывая по траве ошметки мужской плоти. На другом фрагменте в женских фигурах с одной обнаженной грудью нетрудно было распознать амазонок, которые выпускали из мощных луков шквал стрел.
Но также очень много оказалось других образов, основой которых послужили не известные Зефферу мифологические сюжеты. Так, неподалеку от дельты Дуная по лесу, изрыгая языки пламени, двигались мрачной толпой огромные рыбы с человеческими, но покрытыми золотой чешуей ногами. В лесу уже вовсю бушевал пожар, и птицы, спасаясь от огня, вздымались с крон деревьев в небо.
