— Я отвечу на него. Но прежде долг, потом эмоции.
Комполье это понравилось, он закивал, с уважением глядя на Энеску.
— Прежде нужно поставить в известность о сути проблемы тех. С кем я работаю, с кем связан узами дружбы и уважения. Горячиться любой умеет.
— Бесспорно, — важно заверил Джордано. — Нур-Хайли больше не интересует Дона.
— Я рад, что наши с Нур-Хайли дела не заденут уважаемых мною людей.
— За что вас и ценят, Бройслав. С вами приятно иметь дело и всегда можно положиться. Дон помнит оказанную вами помощь клану и считает своим долгом оплатить ее. Наши связи к вашим услугам.
— Дело не во мне, а в том, что Нур-Хайли более не может быть партнером, он доказал свою несостоятельность. Нужны ли нам неприятности из-за одного неконтролирующего себя человека? Что сделает он в следующий момент? Из-за какой еще женщины поставит под срыв дела и договоры? Какие еще семьи встанут под угрозу посягательства, чьи жены станут причиной раздоров и притязаний со стороны этого человека? Вот в чем вопрос.
— Я понял. Вы правы, Бройслав, бесспорно. Сегодня же все будут знать о том, что случилось. К вам претензий нет и быть не может. Я слышал, Нур-Хайли нашел ход по инвестициям в Европе. Думаю, серьезным людям не захочется вести с ним дела после произошедшего. Бизнес несовместим со столь эмоциональным и несдержанным подходом к делам.
— Мне нужно еще будет встретится с Бен-Гааз, что покровительствует Нур-Хайли.
— Об этом не беспокойтесь. Ваши, а значит и наши дела на Востоке не пострадают от этой истории. Джафар примерный семьянин и, узнав о том, что сделал Аббас, уверен, будет не в восторге. Не думаю, что он окажет ему поддержку.
— Нужна уверенность. Как вы понимаете, Джордано, задета моя честь. Я поставлен в те рамки, из которых один выход — ответить и достойно.
— Но стоит ли идти на крайности? Возможно, Нур-Хайли одумается.
— Имеет ли это значение?
— Для его репутации уже нет, но кто захочет войны в Европе и на Востоке?
— Об этом речи нет. Именно поэтому я встретился с вами и отдал пленку. Аббас сам хотел распри, он, а не я развязал войну.
— Она попадет к нужным людям.
— В таком случае всем будет ясно — у меня не было выбора.
— Бройслав, не стоит ли получить компенсацию?
— Это само собой.
— Тогда мы можем помочь и склонить Нур-Хайли к переговорам.
— Это я смогу сделать сам. Но мне не интересны его предложения.
Джордано в задумчивости покрутил фужер.
— Я слышал, извините, конечно, за откровенность, ваша жена встречалась Нур-Хайли.
— Имеет ли это отношение к сегодняшнему дню? Мы все с кем-то встречались пока не нашли достойной партии для себя. И как у вас, Джордано не возникает мысли устраивать инциденты и ставить под угрозу свой бизнес из-за тех, кто утешает вас по вечерам в поездках, так и любого другого разумного человека. А разумен ли Аббас?
Мужчина улыбнулся.
— Мы, итальянцы, консервативны в выборе жен. У наших половин нет темного прошлого, прошу не принимать это за оскорбление. Всего лишь разговор начистоту, Бройслав.
— Прошлое моей жены касается лишь нас с ней, согласитесь. Но раз зашел на эту тему разговор, скажу — Хелен умная женщина и в том не единственное ее достоинство. Она прекрасно разбирается в политике и бизнесе, знает языки, прекрасный дипломат. К тому же у нее есть связи.
— Выгодная женитьба? — уже иначе посмотрел на Энеску Компалье.
— Да. Другое дело, что я не собираюсь вмешивать ее в дела.
— Понятно. Дело женщины рожать и укреплять род.
— Именно, Джордано. Хелен беременна, ей встряски, что устраивает Нур-Хайли ни к чему. И я хочу иметь здорового наследника.
— О, поздравляю! Дети это очень хорошо, дети наше будущее.
— Согласен. И как мужчина должен ответить на выпад. Дела не пострадают.
— Есть замена?
— Кандидат.
Джордано задумчиво кивнул:
— Это меняет дело.
— Я бизнесмен, а не горячий скакун.
— С вами всегда было приятно работать. Если наши поставки через Восток не пострадают, Аббас нас не интересует.
— Не пострадают. На Востоке много перспективных дел. К чему нам из-за одного глупца терять инвестиции и связи? Не драться нужно, а работать. Спокойствие и мир дают нам больше, чем война.
— Бесспорно. Вопрос, мне кажется, решен. Передавайте от меня и Дона поклон своей жене. Мы будем рады видеть вас у нас. Дети — святое, — развел руками. — На что не пойдешь ради их благополучия?
— Для них живем, — кивнул Энеску.
— Очень грустно, когда у человека нет понимания в этом вопросе. Но тут никто не виноват. Каждый получает то, что хочет. А что за компенсация была у вас?
— Не компенсация. Жест доброй воли сугубо из уважения к старому партнеру. Я считал Нур-Хайли вменяемым и разумным человеком, но просчитался. Хотел предложить выгодное дело на перспективу.
— Возможно, Дон…
— Возможно.
Джордано улыбнулся: прекрасно. Любые предложения Энеску приносят прибыль.
— Мы можем взять Нур-Хайли на себя.
— Это дело чести. Я оскорблен и я отвечу.
— Да… А дела?
— Когда мои дела стояли, Джордано? — улыбнулся Бройслав.
— Вы выгодный партнер, — признавая, развел руками мужчина. — Дон с радостью бы укрепил отношения с вами и вошел бы в долю.
— Обдумаю. Сейчас, как понимаете, нужно уберечь семью, а после встретимся, обсудим.
— Чем же вам помочь?
— Вы уже помогли, уважаемый Джордано.
— Пустяк. Семья и друзья — святое для любого итальянца. Держите нас в курсе дела. Любая помощь — с радостью.
— Поклон от меня Дону, — чуть склонил голову Энеску.
— Обязательно, — кивнул мужчина.
Гарик выслушал доклад Ивана, искоса поглядывая на сидящего невдалеке Бройслава. Его беседа с Комполье видно подошла к концу — мужчины принялись за десерт и вяло перебрасывались фразами, лица умиротворенные, взгляды безмятежные.
Сейчас сказать Ориону, что произошло в его доме?…
Гарик поморщился: черт бы побрал этого Аббаса, совсем с ума спрыгнул! Теперь держись.
И пошел к Бройславу: лучше не тянуть и сказать сразу. Довольно того, что будет Лейтенанту за то, что не усмотрел за Леной, допустил нападение. И Фомину достанется. Да это переживут — другое интересно: как человек Аббаса проник на виллу Энеску? Там мышь ведь не проскочит. И где гарантия, что повторного нападения не будет?
Фомин чуть кивнул Джордано в знак приветствия и склонился к уху Ориона:
— На Лену совершено нападение. Человек Аббаса. Убит. Выхода не было.
Бройслав провалился в безвременье: побелел, перед глазами потемнело, ладонь сама сжалась в кулак, будто рукоять меча перехватила — да вот беда — не видно того, по кому клинок тосковал.
