— Боюсь, я не готов ответить. Мне нужно взвесить ваши аргументы. — Родищев, конечно, сразу понял, что этот тип мстителен, но чтобы настолько… Фантастика.
— Поверьте, я знаю, о чем говорю. У меня богатейший профессиональный опыт. Мне очень часто приходилось наблюдать именно за этими людьми. Я всякого повидал. Конечно, я суров по отношению к этим людям. Но я так же суров и по отношению к себе. Я отрицаю всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Я исключаю даже личную ненависть и мщение. Только то, что необходимо для блага общества.
Родищев огляделся:
— Скажите, а не дельцы, не чиновники и не судьи здесь есть?
— Разумеется, — кивнул круглолицый. — И немало. Мы принимаем всех желающих. В основном они занимаются охраной, патрулированием, обслуживанием. Вон, например, наша шеф-повар. До сегодняшнего дня она работала в частном ресторане. А ее подчиненные — две жилинспекторши, одна сотрудница префектуры и две жены так называемых «деловых». — Шеф-повар как раз залепила звонкую, увесистую затрещину перепуганной рыжей женщине. — Они проходят начальный курс социальной адаптации. Конечно, это только до тех пор, пока мы не создадим более разветвленную, социально организованную, отлаженную инфраструктуру. Потом всем этим иждивенцам, не желавшим и не умеющим работать, придется проводить определенное время в специально организованных воспитательных заведениях. Учиться азам трудовой деятельности и социального поведения. Кстати, возможно, вы удивитесь, но некоторые из этих людей по собственному желанию вошли в реквизиционные команды.
— Реквизиционные команды?
— Группы, отвечающие за сбор и доставку денег и ценностей. Почему вы улыбаетесь? — спросил он, хотя Родищев оставался абсолютно серьезен. — Вы думаете, мы занимаемся банальными грабежами? Признайтесь, вы подумали, что мы набиваем собственные карманы, пользуясь беззащитностью остального населения?
Лицо его стало пунцоветь от гнева. Родищев прикинул, что ему делать, если круглолицый отдаст приказ о его аресте или, того хуже, физическом уничтожении. В кармане у него пистолет. Этих четверых обормотов с автоматами он свалит. Дальше — схватить у одного из них «Калашников» и кувырком — за ближайшую стойку. Наверняка большинство пленников кинутся на охрану. Впрочем, может быть, и нет. Зависит от того, насколько усердно над ними потрудились костоломы круглолицего.
Тот глубоко вздохнул, беря себя в руки, медленно выдохнул.
— Запомните: мы реквизируем только ценности и деньги, нажитые путем обмана, взяток, подкупа и различных афер. В основном у богатеев и зажравшихся чиновников. Еще из магазинов, ориентированных на покупателя с уровнем достатка гораздо выше среднего. Вот скажите, вы лично можете позволить себе костюм за три тысячи долларов, как тот банкир, с женой которого вас привезли?
— Конечно, нет, — не моргнув глазом соврал Родищев, хотя он-то легко мог бы забить такими костюмами трехстворчатый шкаф. Но не делиться же этой ценной информацией с новоявленным диктатором?
— Вот видите! — победно вскричал круглолицый. — А украшения для своей жены стоимостью двадцать тысяч долларов? Квартиру ценой полмиллиона? По-вашему, чиновник или банкир заслужили их тем, что умеют водить знакомства с продажными политиканами, давать взятки и воровать? Именно это я и имел в виду. Речь идет исключительно о социальной справедливости. Причем, как я и говорил, большая часть реквизируемых сдает ворованные деньги и ценности добровольно, осознав свою вину и желая загладить ее перед новым обществом.
— С ума сойти, — покачал головой Родищев. — Единственное мне непонятно, вам-то зачем все эти деньги и красивые побрякушки?
Круглолицый улыбнулся с сожалением, словно говоря: «Я думал, вы более прозорливы».
— Символ, — прошептал он торжественно. — В первую очередь это — символ. Очищения, веры и преданности новому обществу.
— А во вторую?
— Во вторую, конечно, акты реквизиции имеют чисто практическое значение. То, что Москва захвачена четвероногими, еще не означает, что остальной мир перестал существовать. Производственный потенциал страны разрушен. Заводы, фабрики и предприятия практически лежат в руинах. Рано или поздно нам придется налаживать необходимые деловые контакты. Продовольствие, медикаменты, вооружение, техника, топливо, энергоресурсы — за все это и многое другое придется платить. Деньги же… Бумажные деньги не так важны. Разумеется, если речь идет не о валюте. Но и для рублей найдется применение. Мы оставим денежный эквивалент оплаты труда. Для полноценных граждан, конечно. Остальным, — он указал в сторону холодильников, — придется довольствоваться минимальным продпайком до тех пор, пока они не научатся приносить пользу обществу и не заслужат соответствующий социальный статус.
От холодильников донеслось возмущенное бормотание, а затем отчетливый, с визгливыми нотками, голос Светланы:
— Что это за лахудра, я тебя спрашиваю?
— О! У подстилки голос прорезался! — громко заметил один из четверых «окруженцев». Остальные засмеялись. — Эй, там! А ну заткнулась!
Поймав взгляд Родищева, круглолицый развел короткие ручки.
— Конечно, как и всякая другая экстремальная ситуация, эта имеет свои минусы, — вздохнул он. — Я говорю не только и не столько о собаках. В конце концов, определенная степень опасности существовала во времена любых катаклизмов. Перефразируя известное высказывание Робеспьера: любой народ получает ту опасность, какую заслуживает.
— Правителя тоже, — заметил Родищев.
— Хотя, если хотите знать, мне кажется, что все происходящее не случайно. Собаки — это своего рода наказание, ниспосланное на наше общество свыше. Но, говоря о минусах, я подразумевал не их, а человеческий фактор. Первая революционная волна чаще всего выносила наверх разнообразное быдло, мусор, шваль. Такова, увы, объективная реальность, и с ней приходится считаться. Моя же задача допустить наверх как можно меньше грязной пены, ату, что все-таки просочится, сдуть, как только наступит подходящее время.
«Да он психопат, — подумал Родищев не без некоторого восхищения. — Параноик-революционер, вооруженный пронафталиненными идеями переустройства мира. Да такими, что Адольф Шикльгрубер рядом с ним покажется пионером в коротких штанишках».
— Мне кажется, вы человек мудрый, — продолжил круглолицый, понижая голос.
— Неглупый, всего лишь, — поправил Родищев.
— Надеюсь, вы это говорите только из скромности. Умные предпочитают не бежать среди баранов, а указывать путь, стоя во главе стада. Мудрые же понимают: вожак стада — тот же баран, только на передовом месте. А еще они понимают, что интеллект барана никоим образом не влияет на вкус шашлыка. — Круглолицый выдержал многообещающую паузу и закончил торжественно: — Я предлагаю вам присоединиться к нашему сообществу. Пока, конечно, на небольшую должность, а там кто знает. Все зависит от желания и способностей.