— Где он?
Фостер прищурился и поглядел туда, куда Брианна показала пальцем. Там было что-то… слишком большое для тесного пространства между унитазом и угловой душевой кабинкой.
«Силуэт. Тень. Нет. Исчезла».
— Ты и вправду его не видишь? — прошептал Зев.
— Да. А ты?
— Тоже нет. Просто Брианна может рассмотреть его, а ты — все остальное… — Музыкальный редактор пожал плечами. — Это кажется странным.
— По сравнению с чем?
— Хороший довод.
Тони слышал, как кто-то сопит, но никого не видел…
— Перестань смотреть на ванную, — заявила девчонка.
— Что?
Сидя на корточках так, словно у нее не было костей, — так умеют только маленькие дети и старики-азиаты — Брианна возвела глаза к потолку и повторила:
— Перестань смотреть на ванную.
Фостер шагнул в комнату и спросил:
— Как я могу это сделать?
— Притворись, будто ее здесь нет. — По взгляду девчонки было понятно, что Тони оказался еще глупее, чем она думала.
«Да. Хорошо. Я могу сыграть в „давай притворимся“. Давай притворимся, что я не просыпаюсь до сих пор с мечтой о том, чтобы чьи-то зубы прокусили мою кожу. Давай притворимся, что Ли поцеловал меня в кладовке, потому что хотел это сделать, а не из-за какой-то странной смеси вины и одержимости. Давай притворимся, будто между унитазом и душем уйма места, потому что там вообще ничего нет.
Вообще-то я паршивый игрок».
— Тони?
Парень не хотел знать, какое у него сейчас лицо.
В ответ на вопрос Зева он поднял руку и сделал еще один шаг в комнату.
«Ни туалета. Ни душа. Сосредоточься на чем-нибудь между ними. На чем угодно.
Может, я паршивый игрок в „давай притворимся“, но ас в том, что касается навязчивых мыслей.
Брианна разговаривала с сыном Каулфилда, значит, он действительно здесь.
Да, сидит на полу, прислонившись к большому старому шкафу, занимающему угол, где душ.
Картинка колышется.
Грязная комнатушка. Серые стены, пол, выложенный древней плиткой. Если бы у меня была сигарета, то ее запах напомнил бы о ночах, которые я провел на корточках в дверных проемах на Янг-стрит. Трудно забыть амбре старой мочи, по которой шагают в дорогих ботинках».
Светловолосый голубоглазый Ричард Каулфилд — ему можно было дать и двенадцать лет, и двадцать — страдал синдромом Дауна. Тони не был специалистом, но встречал людей с такой болезнью. Этот случай казался ему не очень тяжелым. Определенно не настолько, чтобы держать ребенка взаперти. Хотя парень полагал, что за последние сто лет понятие «тяжелый» изменилось. Кстати, Фостер уже выяснил, что Крейтон Каулфилд был злобным психом, и не собирался забывать об этом.
Ричард обхватил колени, раскачивался и плакал. Босые ноги выглядывали из-под полосатой бело-голубой ночной рубашки. Время от времени он вытирал нос о ткань, натянувшуюся между коленями. Вот почему слышалось сопение.
Брианна сидела перед ним и рассказывала о том, что происходило в кладовке:
— Эш все время засыпала, потому что она полная неудачница, пока Мэйсон — актер, я тебе о нем говорила, — не перестал вести себя, как дурак. Его развязали, и тут она снова начала на нем виснуть. Самое жуткое в том, что теперь ему это вроде нравится.
«Обожание Эшли будет якорем, который укрепит неодержимую часть Мэйсона. У Мауса есть его видоискатель. У Мэйсона — фанатка. У Кейт — характер. Ли прошел через гораздо большее. Его ожидает долгая терапия».
— Пригнись. — Голос Брианны оборвал размышления Тони. — Ты слишком высокий и пугаешь его.
Тони присел на корточки и поздоровался:
— Привет, Ричард.
Вместо ответа тот постарался еще плотнее вжаться в тесное пространство.
— Все в порядке. — Фостер протянул руку, думая, что мальчик отстранится.
Тони не ожидал, что короткие пальцы пройдут сквозь его собственные, не коснувшись их. Вопль отчаяния вызвал слезы на глазах Тони.
— Что случилось? — спросила Брианна.
Тони не знал, спрашивает она его или Ричарда, но ответил:
— Ему одиноко. Он сидит здесь уже очень давно.
Фостер встал на одно колено, посмотрел на пульсирующую метку на своей ладони, ухватил правой рукой левый локоть и поднял его. Пальцы Тони прикоснулись к теплой влажной щеке Ричарда, чуть погладили ее… Мальчик вцепился в них с такой силой, что помощник режиссера в буквальном смысле увидел звезды.
— Полегче, — выдохнул он.
Ричард вроде бы понял, и хватка стала не такой крепкой. Большинство звезд погасло.
— Хорошо. Спасибо.
— …сибо.
— Эй, ты умеешь говорить!
— Ришерд Кауфид.
— Это твое имя! — Брианна стукнула Тони. — Так его зовут!
— Не бить!
К удивлению Тони, девочка услышала протест Ричарда и смутилась.
— Извини.
— Все в порядке, Ричард…
— Ришерд Кауфид.
— Да. Ричард…
— Ришерд Кауфид.
«Ладно. Перепишем эпизод и попытаемся снова».
— Тебе больше не надо бояться.
«Опять слезы и усилившаяся хватка».
— Ай!
Ричард отшатнулся, но продолжал цепляться за руку парня.
— Прашти. Прашти! Не бить!
— Тони не будет тебя бить. — Брианна сразу все поняла.
Ее голос понизился, стал почти рыком. Девчонка не в первый раз напомнила Тони своего отца.
— Тебя больше никто не будет бить!
Ей невозможно было не верить, как и ее отцу.
— Не бить?
— Никогда! Тони…
— Не бить, — согласился Фостер настолько успокаивающим тоном, насколько позволяла боль. — Пошли. — Он встал и возблагодарил всех богов, которые могли его слышать, когда Ричард поднялся вместе с ним. — Пора идти.
— Куда? — спросила Брианна, а мальчик вытер нос о тыльную сторону руки Тони и доверчиво улыбнулся им обоим.
«Хороший вопрос.
Куда отправляются мертвые, если отставить в сторону религию? — На руке Тони блестел след от соплей. — Я идиот. Куда всегда движутся мертвые?»
— Иди на свет.
— Ну и штамп, — пробормотала Брианна.
— Не оставлять комнаты. — У Ричарда был обеспокоенный вид.
— Тебе и не придется этого делать. — Фостер улыбнулся, мальчик ответил ему тем же. — Все, что ты должен сделать, — это идти на свет. Он прямо здесь. Так было всегда. — Тони пододвинулся к Брианне, чтобы Ричард мог посмотреть мимо него.
— Свет. — Глаза ребенка стали шире и улыбка тоже.
— Да.
Все «повторные показы» объединяло одно — свет. Пока такое происходило, Тони думал, что это просто контраст между маленьким кругом, сияющим вокруг лампы, свечи, его монитора, и газовыми или электрическими лампами прошлого. В свою защиту он мог сказать, что в то время у него на уме были и другие вещи.
