Гленнин телефон был где-то в топке, не дальше тридцати футов, но Иг не знал, куда Терри его уронил, и не хотел ползать в его поисках, пока Терри будет задыхаться. Он чувствовал себя очень слабым и не был даже уверен, что залезет в дверцу топки, ведь это два с половиной фута от пола. А канистра стояла прямо у двери.
Иг знал, что начало будет самым трудным. Одна уже мысль о том, чтобы повернуться на бок, зажгла огромную, непомерно сложную сеть боли в плече и в паху, в сотне горящих волокон. Чем больше он будет раздумывать, тем хуже все будет. Он повернулся на бок и почувствовал, словно иззубренное лезвие, воткнутое в его плечо, покрутили туда-сюда — изощренная пытка. Он закричал — хотя и не знал до этого, что может кричать, — и закрыл глаза.
Когда в голове у Ига прояснилось, он вытянул уцелевшую руку, вцепился в бетон и протянул себя примерно на фут. И снова закричал. Он попытался отталкиваться ногами, но не чувствовал их, не чувствовал ничего ниже этой резкой, неотвязной боли в коленях. Его юбка промокла от крови. Придется, наверное, выбросить.
— А ведь это была моя любимая, — прошептал он, прижимаясь носом к полу. — Я собирался надеть ее на танцы.
И рассмеялся — сухой грубый гогот, звучавший совершенно бредово. Правой рукой он подтащил себя еще на фут, и сотни ножей впились в его левое плечо, боль перекинулась на грудь. До двери не стало ближе. Иг едва снова не рассмеялся, настолько все это было тщетно. А затем рискнул посмотреть на брата Терри все еще стоял перед топкой на коленях, но голова его настолько опустилась, что лоб почти касался пола. С того места, где находился Иг, он уже не мог заглянуть через топку в дымоход. Вместо этого он смотрел на полуоткрытую железную дверь, вокруг которой колыхалось пламя свечей, и…
…там дверь, вокруг которой колебался свет.
Он был очень пьяный. Он не был таким пьяным с той ночи, когда убили Меррин, и хотел быть еще пьянее. Он нассал на Приснодеву. Он нассал на крест. Он обильно нассал на собственные ноги, и это было смешно. Он заталкивал свое хозяйство себе в штаны и как раз запрокинул голову, чтобы глотнуть из бутылки, когда увидел над собой в развилке старого мертвого дерева днище древесной хижины, расположенное не дальше пятнадцати футов от земли, и широкий прямоугольник люка, обрисованный неверным светом, пробивавшимся вокруг него. В темноте едва читались слова, написанные на люке: «Блаженны вы будете, сюда войдя».
— Хм, — сказал Иг, рассеянно затыхая бутылку пробкой и роняя ее на землю. — А вот и ты. Я тебя вижу.
Древесная Хижина Разума хорошо над ним пошутила — над ним и над Меррин, прячась от них все эти годы… Ее не было здесь никогда, в том числе и в те разы, когда он приходил на место, где была убита Меррин. Или, может быть, она была здесь всегда, но его мозг не был так настроен, чтобы, ее увидеть.
Застегнув рукой молнию, он покачнулся и продвинулся…
…еще на фут по гладкому бетонному полу. Он не хотел поднимать голову, чтобы посмотреть, как далеко он продвинулся, боялся, что находится не ближе к двери, чем несколько минут назад. Он вытянул правую руку и…
…схватился за нижнюю ветку и начал карабкаться. Его нога соскользнула, и, чтобы не упасть, ему пришлось вцепиться в сук. Он закрыл глаза, чтобы переждать мгновенное головокружение, когда казалось, что дерево вот-вот вырвется из земли и упадет вместе с ним. Придя в себя, он полез дальше, двигаясь с предусмотрительным гибким изяществом дьявола. Вскоре он оказался на ветке, расположенной прямо под люком, и попытался этот люк открыть. Но люк был чем-то придавлен изнутри и только громко стукнул в своей раме. Изнутри донесся негромкий вскрик, очень знакомый ему голос.
— Что это? — испуганно спросила Меррин.
— Эй! — крикнул другой голос, еще больше ему знакомый, его собственный. Доносившийся изнутри древесной хижины, он звучал глухо и удаленно, но даже так Иг узнал его сразу. — Эй, есть там кто-нибудь?
Какой-то момент Иг не мог двигаться. Они были там, по ту сторону люка, Меррин и он сам, все еще молодые и здоровые и очень друг друга любящие. Они были там, и было еще не поздно спасти их от худшего, что придется на их долю, и он быстро поднялся и ударил плечами в створку люка…
…и открыл затуманенные глаза. И проморгался, на что ушло довольно много времени, может быть, целых десять минут. Его сердце билось редко и напряженно. Его левое плечо, бывшее прежде горячим, стало мокрым и холодным. Этот холод его беспокоил. Трупы всегда холодеют. Он поднял голову, чтобы разобраться в обстановке, и обнаружил себя в ярде от дверного проема и шестифутового обрыва, о котором старался не думать. Жестянка с бензином была там, внизу, чуть справа. Все, что ему нужно, — это пролезть через дверь и…
…он может рассказать им, что будет дальше, может их предупредить. Он может сказать младшему себе, чтобы любил Меррин бережнее, доверял ей, все время держался с ней рядом, что времени у них мало, и он бил по люку еще и еще, но каждый раз крышка только приподнималась на дюйм или около и с грохотом ложилась на место.
— Кончай это, на хрен! — крикнул в древесной хижине младший Иг.
Иг помедлил, готовясь к новому заходу на люк, и сдержал себя, вспомнив, как он сам был по другую сторону этого люка.
Он боялся открыть люк, едва набрался мужества освободить его крышку, когда нечто, поджидавшее снаружи, перестало ломиться внутрь. И ничего там не было. Его там не было, вернее — их.
— Послушайте, если кто-то там есть, — сказал по ту сторону люка тот, кем он прежде был. — Ну ладно, вы вдосталь позабавились, у нас уже поджилки трясутся. Сейчас мы выйдем.
Скрипнули ножки отодвигаемого кресла, Иг толкнул люк, и в тот же самый момент младший Иг его распахнул. Игу показалось, что он на мгновение увидел, как мимо него проскользнули две тени, но, наверное, виной тому были его фантазия и свет свечей, оживлявший темноту.
Они забыли загасить свечи, и, когда Иг просунул в люк голову, те еще горели, так что…
…он просунул голову в люк, и все его тело кувыркнулось вслед за ней. Он ударился о землю плечами, и через его левую руку проскочил черный электрический разряд, взрыв такой сокрушительной силы, что должен был разнести его на куски. И развесить эти куски по деревьям. Он перекатился на спину и долго лежал с открытыми глазами.
Мир дрожал от силы удара, Иговы уши полнились атональным гудением. Когда он взглянул на ночное небо, это было как конец немого кино: черный круг начал ужиматься, уничтожая мир, оставляя его…
