Судя по выражению лица, мое предложение Арсения если и вдохновило, то лишь на секунду. Не дольше. Сейчас мне нарисуют картину маслом – он потерял всех родных. И ему нечего терять. И он верит, что создать свой мир, совершенный и прекрасный, вполне возможно. Я и сама про это думала. Правда, я пока никого не теряла. Кроме отдаленной бабушки, которую даже не видела ни разу.
– Меня бабка учила, как просчитывать будущее. С помощью «да» или «нет». Но в нашем случае этот метод не работает. Спрашиваю: «Я умру?» Получается и «да» и «нет».
– Если я соглашусь, то получится, как будто я убиваю для себя всех моих близких. Это глупо звучит, но я их больше никогда не увижу. То есть это как убить.
– Но дом жалко, – неожиданно заявил Арсений.
– Задолбал ты со своим домом! Бабка тебе сто раз говорила, что его сжечь никак нельзя. Он несгораемый! Ты не о том думаешь. Дом – дело наживное. Я же вижу, что ты собрался сваливать. Там у тебя будут неограниченные возможности. А здесь? Если тебе важен цвет твоего мусорного ведра – запомни его получше, и все дела. Только вымой его перед запоминанием.
– Не смешно. И насчет неограниченных возможностей – бред. Ты сама его придумала. Нам пока ни слова про них не говорили. И вообще мы с тобой сволочи. В этом мире ничего менять не захотели, никакой радости от нас. Сомневаемся во всем. И от этой неуверенности столько людей пострадало.
Арсений сам себя накручивал. Дошел до точки кипения, схватил мобилку и заявил:
– Хочу, чтоб появилась новая порода людей, которые ничем не болеют.
Смотрит на меня гордо так.
– Ты прозорливый, как Ленин. И волки целы, и овцы сыты.
– А что я не так сказал?
– Ты уверен, что люди только на этой планете живут? Я тоже не уверена. И сколько им ждать твоего чуда? Пару миллионов лет?
– Придумай что-нибудь сама.
– Хочу, чтоб люди думали не только о себе, но и о других.
Мы дуэтом догадались, в чем подвох.
– Ну да, они подумают. Как бы у ближнего своего что-то отобрать…
– Переубеди меня, – попросил Арсений.
– Не могу. Я хотела пожелать родителям, чтобы у них получались все задуманные дела. Но потом…
– Можешь не договаривать. Потом ты испугалась, что они испортятся и начнут задумывать нехорошее. Но я просил не об этом. Переубеди меня уходить.
За день я так устала, что фантазии для убеждения не хватило. Потом мне было очень стыдно за малодушие. Надо было обговорить все детали, изложить все плюсы и минусы, проиграть все варианты. Может, даже на бумажку их записать для убедительности. Но глаза закрывались, мысли путались, я не сдержалась и принялась зевать. Громко до неприличия. Арсений пожалел меня и согласился лечь спать. Но, когда я проснулась ночью, экран ноута снова светился, а пальцы Арсения терзали мышку. Которая постоянно меняла цвета. В окно, раскинув крылья, билась стервозная вампирша. В подполе пировал мыш. Три мыша – это хорошая примета? Я снова зевнула и провалилась в сон, лишенный внятных сновидений. Пробуждение сопровождалось голосом Миши.
– И что мы с ней, красивой, сделаем? Как думаешь – может, выставим ее на яркий солнечный свет?
Во-первых, небо было затянуто тучами, а во-вторых, я еще спала. Но Мише было весело, и он желал поделиться этим светлым чувством, даже если придется вытащить меня из-под одеяла.
– Или мы ее засушим и подарим в музей готики и Антарктики.
– Фигня – такого музея нет.
– Нет? Так будет. Готики и фиготики. Смотри, как ощерилась! Думает, испугаемся. Утю-тю-тю! Заразочка этакая. Так и норовит за палец куснуть.
Я не вытерпела и решила глянуть, что этот монстр вытворяет.
В руках у него была обыкновенная пол-литровая банка. Стеклянная. А в ней копошилась вампирша. Вроде даже пищала.
– Выпусти ее! Она у тебя там задохнется!
– Это вряд ли. Да и не время для полетов – почти день на дворе.
Миша приблизил лицо к стеклу и показал зубы. Вампирша отшатнулась. Конечно, она же маленькая. Наверное, ей Мишина пасть показалась как пропасть, а зубы как скалы.
– Не мучай животное!
– Я балуюсь.
Мише это детское слово шло как слону клипсы. Он резвился с банкой, откровенно издеваясь над вампиршей. Зачем? Она такая мелкая и беззащитная. Я срочно разозлилась, не вылезая из-под одеяла.
– Между прочим, этой ночью я ее спас. Ты в курсе, что в соседнем доме, на чердаке живет сова? Нет? Ну так вот, эта сова ею чуть не пообедала. Так что я спаситель и герой.
– И ты все это испортил – она тебя уже ненавидит.
– Ха! Одной больше, одной меньше. Если бы сидела сейчас в кишках у совы…
Вампирша замерла. Видно, понимает, что мы говорим.
– Выйди из комнаты и отдай мне банку.
– Так сначала выйти, а потом отдать?
Вот зараза. К словам придирается. Я вцепилась в банку. Миша сделал вид, что держит ее крепко, а потом как отпустит! Я грохнулась с кровати. В одних трусах, между прочим! А банка закатилась куда-то в угол.
– Уйди, а? – попросила я, выглядывая из-за подушек.
– И не подумаю. Упустить такое развлечение? Ну уж нет.
– Маша! – заорала я что есть силы.
Миша быстренько удрал из комнаты. Примчалась Маша. Вытаращилась на меня как на бронтозавра, случайно заглянувшего в гости. Потом ее лицо исказилось от глобального изумления. Она переводила взгляд с меня на абсолютно голую стерву.
– Ни фига себе расклад. Я думала, ты натуралка. А чего звала-то?
– Дура ты. И Миша твой полный идиот! А ты что молчишь? – обратилась я к вампирше. – Рассказывай, как тут оказалась!
Вампирша, уставшая до изнеможения, пряталась с другой стороны кровати и молчала. Только дышала как-то смешно – быстро очень.
– Понятно. Миша! – Маша ушла бить Мишу.
Теперь мы остались вдвоем. Пока меня не опередили, я схватила футболку и шорты. Вампирша боком забралась на кровать и, еле шевеля руками, полезла греться под одеяло.
– Я тебе чаю принесу. Сладкого. С лимоном. Если Миша его не сожрал.
Ее заметно передернуло при звуке Мишиного имени. Или при слове «сожрал». Из чистого альтруизма я выполнила свое обещание. Стоя перед дверью, вдруг подумала – а что, если она уже очухалась? Сейчас войду, руки заняты, а она как прыгнет. Как вопьется клыками мне в шею. И станем мы с ней на пару по ночам мошек ловить у фонарей на перекрестках. Хотя ведь она заразить меня никак не может. Арсений сделал ее неопасной.
Я вздохнула. Ну да – он думает, что сделал. Но только вчера мы поняли, как сложно придумать безупречную формулировку.
– Не бойся. Я тебя не трону, – сообщила вампирша.
– Тогда вот тебе чай. А как попьешь, дам тебе одежду и вали-ка ты отсель. И больше не возвращайся.
Пила она большими глотками. Обжигаясь и морщась. Красивая, но стерва. И рост у нее выше моего – что бы ей такого из одежды подобрать? Я с собой мало чего привезла. Можно сказать – почти ничего. Домой за шмотками возвращаться не хотелось.
