– Да, его тело умерло, – согласилась Энн и пересказала Марку историю Вацлава Нижинского, которую ей поведал сам Ричард Крэйвен несколько лет назад.
– Ну и что из того, что Нижинский не псих – в чем я, впрочем, до конца не уверен, – что, собственно, из этого следует? Я не вижу тут прямой связи с нашим делом. Гленн, кажется, не занимался экспериментами с переселением душ? – спросил Марк.
– Гленн был мертв в течение двух минут, – заявила Энн столь же безапелляционно, как Марк двумя минутами раньше заявил о гибели Крэйвена. – В то утро, когда у него случился сердечный приступ, он впал в состояние клинической смерти по дороге в госпиталь. Врачи были вынуждены остановиться, чтобы команда в полном составе имела возможность с ним работать. Все это, кстати, зафиксировано в архивах, Марк. Они применяли массаж сердца, сильные стимуляторы и дефибриллятор. И все это произошло около девяти часов утра по тихоокеанскому времени.
Марк перевел взгляд на Энн. По тихоокеанскому времени? О чем это она говорит? Но прежде чем он успел сформулировать свой вопрос, как ответ сам пришел к нему на ум. Девять часов по тихоокеанскому времени соответствовали полудню по времени восточному.
Именно в это время Ричард Крэйвен был казнен.
Блэйкмур вспомнил слова Энн, которые та произнесла всего минуту назад, цитируя Ричарда Крэйвена: "Видите ли, Нижинский перестал танцевать, потому что испугался. Испугался того, что настанет время, когда незнакомый дух станет сильнее его, и тогда он, Нижинский, окажется не в состоянии вновь обрести свое тело". Марк повторил эти слова про себя, обдумал их, но так и не пришел к приемлемому для себя выводу.
– Послушай, Энн, но во всем этом нет никакого смысла, – начал он, но в его голосе не чувствовалось былой уверенности.
– Неужели? А что ты думаешь по поводу всех этих историй, которые приходилось слышать большинству людей? Я имею в виду тех несчастных, которые пережили клиническую смерть и получили своеобразный опыт жизни после смерти? Все эти истории практически не отличаются друг от друга, Марк. Духовная сущность покидает тело, а потом над ним парит. Они видят, что происходит, и слышат, что говорят другие люди. Некоторые из этих сущностей даже получают своего рода возможность выбора – возвращаться назад в свое тело или нет...
Энн замолчала, но Марк уже понял, к чему она клонит.
– И если Ричард Крэйвен умер в тот самый момент, – попытался он продолжить мысль Энн, – и чрезвычайно хотел вернуться...
– Он меня ненавидел, – выкрикнула Энн. – Я видела это по его глазам, я слышала это в его голосе.
Она поведала Марку о тех крошечных кусочках информации, которые ей удалось добыть из разрозненных интервью и затем сопоставить.
– Он отличался от всех серийных убийц, – заявила Энн. – Он убивал людей не просто из любви к убийству, Марк. Он пытался выяснить, как оживить их после того, как они уже умерли.
– Но это не имеет отношения к Рори и Эдне, – возразил Марк.
– Он решил наказать Рори. И еще, я полагаю, он давно копил в душе ненависть к матери. Кроме того, с некоторых пор его мотивы изменились. С экспериментами он закончил. Ему было необходимо поквитаться со мной.
Энн смотрела из окна машины на окружающую местность, охваченную неожиданно налетевшим сильным ветром. Они ехали по маршруту, описанному Кевином.
– О Господи, – вздохнула Энн, – ну почему его никак не поймают?
– Его поймают, – ответил детектив. – Или его поймаем мы. Так или иначе, но мы вернем Хэдер.
Впрочем, Блэйкмур не очень-то верил в то, что говорил. И уж совсем не верил он в ту странную теорию, которую только что изложила ему Энн.
По крайней мере, ему казалось, что он в нее не верит.
Небесные хляби разверзлись. Дождевая вода потоками хлестала по крыше и окнам фургона, почти непроницаемой завесой растекаясь по оконным стеклам. Хэдер могла видеть только расплывавшиеся огни фар встречных автомобилей, но и они с течением времени возникали все реже и реже. Казалось, штормовой ветер и дождь смели с автострады все машины, за исключением их фургона, и чем больше они удалялись от дома, тем сильнее страх овладевал Хэдер.
– Давай остановимся, – попросила она. – Пожалуйста!
Ричард Крэйвен на мгновение оторвал глаза от дороги, чтобы взглянуть на Хэдер. Ее лицо трудно было рассмотреть, но ехавший им навстречу грузовик ослепил их фарами и на долю секунду осветил ее черты. Этого было достаточно: Крэйвен заметил выражение ужаса на лице девочки. Хотя он тут же снова переключил внимание на дорогу, но страх, который он посеял в детской душе, льстил его самолюбию и вызывал немалое возбуждение.
Хэдер знала, что должно произойти нечто ужасное, знала, что ей грозит опасность. Но она еще не знала природы опасности, которая ждала ее впереди, и оттого ощущала неопределенность, возбуждающую в ней еще больший страх. Это доставляло еще большее удовлетворение Ричарду Крэйвену. Он жалел только об одном – что с ними не было Энн Джефферс.
Если бы ему представилась возможность переговорить с Энн, рассказать ей, что он собирается сделать с ее дочерью, заставить ее страдать от одной только мысли о страданиях, ожидающих Хэдер...
Если бы ему представилась возможность взглянуть на лицо Энн в тот момент, когда он станет рассекать грудь Хэдер, чтобы обнажить сердце...
Как ему хотелось бы услышать болезненный вскрик Энн в тот момент, когда у него на ладони окажется сердце Хэдер! А потом слушать ее стенания и мольбы и одновременно сжимать в руке это еще бьющееся сердце.
Ах, как он жаждал видеть беспомощность и боль Энн в тот момент, когда он займется своей любимой работой. Точно так же она наслаждалась его болью, когда он, несчастный и загнанный, оказался в одиночной камере и сидел там в ожидании казни на электрическом стуле. Впрочем, в то время он, конечно же, старался не показывать ей своих страданий. При встречах с ней он старательно прятал свои ужас от одиночного заключения и тем более ужас перед электрическим стулом. Но хотя ему и удавалось скрывать свои страхи, он знал: она чувствовала его испуг, купалась в нем.
Но сегодня ночью она будет наказана за все. И наказание это будет тянуться до самого последнего дня ее жизни.
В небе полыхнула молния, а вслед за ней ударил громовой раскат, от которого содрогнулся фургон. В ту же секунду Ричард Крэйвен испытал острое наслаждение от тихого вскрика, сорвавшегося с губ Хэдер Джефферс.
– Пожалуйста, – молила она, – давай остановимся! Нас же убьет молнией!
Впереди показался дорожный указатель, выхваченный из темноты зеленоватым светом фар. Хотя из-за сильного дождя было трудно прочесть начертанные на нем буквы. Ричард Крэйвен не раз видел этот указатель раньше. Приближался поворот к водопаду Сноквалми. Сняв ногу с педали акселератора, Ричард Крэйвен мягко нажал на тормоз, и машина замедлила движение.